Ледокол
Шрифт:
— Заебись, — ругается Кир. — Ну ты даёшь красивая, и не боишься со мной ребёнка- то оставлять?
— Кир, умоляю, останься, и делай, потом, со мной всё что хочешь! — я совсем в отчаянье.
— Можно подумать, мне нужно твоё разрешение, — хмыкает он, — но я запомню!
— Кир…
— На, пацану своему всё скажи, а то он тут оборону держит, скоро обосрётся от натуги! — перебивает Кир, и тут же в телефоне слышится голос Андрея.
— Мам…
— Сынок, это мой знакомый дядя Кир, — начинаю я, — пусть он побудет с тобой, я
— Мам, да всё хорошо! — пищит мой сын.
— Нет, не спорь, под присмотром взрослого будет лучше, так что марш в постель и дядя Кир пусть померит тебе температуру.
— Ладно, — смиряется Андрей, — пока, — и кладёт трубку.
Я перевожу дыхание, не знаю, может это дурость, но когда теперь Кир рядом с Андреем, мне становиться спокойнее, и я даже сосредотачиваюсь на работе. Через час примерно звонит Кир, и говорит, что вызывал какого-то своего знакомого врача, он осмотрел Андрея, оставил назначения, и поставил укол, и сейчас тот спит.
— Спасибо, Кир, только не уезжай, не оставляй его одного, — снова срываюсь, и умоляю его.
— Да понял я, не мороси, — бзыкает он, и слышно, что затягивается.
— Если ты голодный, там борщ, в холодильнике…
— Разберусь, — обрывает. — Когда вернёшься?
— Через два часа.
— Паху наберу, пусть заедет за тобой, — и отключается.
И вроде ничего приятного не сказал, а губы в улыбке растягиваются. Остался, позаботился о сыне, ещё и врача вызвал. И этот поступок перечёркивает всё ту грубость по отношению ко мне. Я так ему благодарна, что он не бросил меня в беде. Как странно, но тот, кто казалось, априори должен делать зло, оказывается отзывчивым, к по сути, посторонним проблемам.
* * *
Смену я дорабатываю спокойно, но в конце не трачу время на переодевание, подхватываю свои вещи и спешу на выход. Паша уже на месте, и я быстро прыгаю в машину, коротко с ним здороваюсь, и мы мчим, по ночным улицам. Сегодня не то настроение, и я молчу, отвернувшись к окну.
— Слышь, Юль, я Иришку на свидание, позвал, а она упрямится. Пойдёмте с нами? — вдруг изрекает Паша.
— Кто? Я и Ямал? — удивлённо поворачиваю голову.
— Ну да! — подтверждает он.
— Паш, а ты в курсе, какие у нас отношения? — фыркаю я. — Они не предполагают романтики, сугубо секс! Так что навряд ли, мы куда-то пойдём, если там не будет койки!
— А ты кремень! — присвистывает мужчина.
— Я просто не обольщаюсь, — отворачиваюсь к окну.
Или обольщаюсь, но даже себе в этом не признаюсь.
— Ладно, разберёмся! — усмехается Паша. — Но если Ямал позовёт, то ты согласишься?
— Паш, Ямал не спрашивает, он приказывает, и тут нет права выбора, и мне деваться будет некуда.
На этом тему закрыли. Машина подъехала к самому подъезду, и я, попрощавшись, побежала домой.
Влетела на третий этаж, судорожно сжимая ключи, накинулась на замок, но дверь тут же открылась. На пороге стоял Кир.
Опять эта белая рубашка,
28
— Как он? — шепнула, оглядываясь назад, и садясь на колени рядом с кроватью, и целуя горячий лоб Андрея.
— Норм, всё, — ответил Кир.
Он не шептал, но говорил тихо. Только сейчас обратила внимание, как пристально он смотрит, словно глазами пожирает.
— Температура пошла на снижение. Док его димедролом кольнул, так что и поспит, и полечится.
— Димедролом? — взволновалась я, и привстала, разглядывая умиротворенное лицо сына.
— Спокойно, красивая, димедрол, это не только колёса, но и противовоспалительный препарат, это я тебе как бывший спортсмен говорю.
Я вздохнула, и встала. Прошла мимо него, почти касаясь грудью. Горький аромат тут же защекотал мои ноздри. Он словно триггер, спусковой крючок для меня, всё самое прочное тут же в памяти всплывает.
На кухне накурено, и на столе стоит чашка с недопитым кофе.
— Ты спортсмен? — задала уже там вопрос, рассеянно ища глазами зажигалку, чтобы поджечь газ, и заварить кофе.
— Да, дзюдо занимался, — слышу его ответ, и тут понимаю, что на плечи навалилась вся усталость и напряжение ночи.
Я потёрла лицо и, опершись руками о стол, совсем внезапно для себя заплакала. Тихо, подрагивая плечами, роняя крупные капли на стол. Так стало легко, от того что с Андреем всё в порядке, я словно камень сбросила, который тащила на себе все это время. И вместе с этим стало так паршиво, что я себя настолько изматываю, что сил просто не остаётся. А остаётся просто плакать.
— Слушай, ну чего ты сырость разводишь? — заворчал Кир, и подошёл вплотную, прижал к себе, развернул, заглядывая в глаза. — Все же нормально!
Не знаю, показалось ли мне, но на мгновение уловила в холоде серых глаз, беспокойство.
Бред конечно. Все равно ему. Но…
— Просто переволновалась, — пытаюсь отвернуться.
— Куда собралась-то? — усмехается он, моим попыткам оттолкнуть его.
Фиксирует подбородок, и в губы солёные от слёз впивается, и кажется с особым удовольствием, их сцеловывает, слизывает.
Жадно, алчно, словно тоже скучал, и не может больше терпеть, желая, как можно скорее поглотить, завладеть вожделенной плотью.
Я тут же задыхаюсь, и дрожу, и мне кажется, что эта дрожь ему передаётся. Все мои чувства напоказ. Не могу скрывать, что скучала, по вкусу его, аромату. Подаюсь навстречу, впечатываясь в его тело. Сжимаю пальцами ворот рубашки, притягиваю ближе. Он рычит в мои губы, словно больной зверь, вжимает бёдрами в столешницу, и нетерпеливо юбку задирает.
— Кир, — попыталась оттолкнуть его, — Андрей же…