Ледовое небо. К югу от линии
Шрифт:
— Каких именно? Любопытно? — быстро спросил Лосев. Разговор начинал становиться интересным.
— Не посчитайте меня за ретрограда, Герман Данилович, но я не любитель крайностей. Затронем хотя бы вопрос окружающей среды. Своевременно он поднят? Безусловно, своевременно. Самое время браться нам теперь за природовосстановление. Когда решалась судьбы угольных шахт, я первый поднял руку за консервацию, потому что преимущества газа были налицо.
Газ не только оздоровил атмосферу, но прямо-таки преобразил город, обеспечил его второе рождение. Но в последнее время пошли разговорчики, что и газ не так уж хорошо, что, дескать, напортачили мы с трубами и оттого, мол, страдают олени да песцы. Во-первых, нужно доказать, верно ли это. Я, например, сомневаюсь. Во-вторых, сама постановочка вызывает удивление. С одной стороны, индустриальный гигант, производство общегосударственного значения, с другой — сотня-другая диких оленей. Нонсенс! Дамский каприз… Вы не поверите, но нашлись у нас мудрецы, готовые чуть ли не отказаться от третьей, до зарезу необходимой городу, нитки. Представляете себе? Как видите, я не скрываю от вас наших недостатков. Напротив, по мере сил, ориентирую на них, потому что партийная печать — огромная сила.
— Все, что вы рассказали, очень интересно. Но надо выслушать и другую сторону. Кто конкретно предлагал отказаться от газопровода?
— А, задело за живое? Очень хорошо! Нужную, значит, подкинул темку. Уверен, что вы быстро сумеете сориентироваться и сделать верные выводы. Ну, да мы еще не раз с вами потолкуем… Но об одном хотелось бы с вами сразу договориться, Герман Данилович, — Кусов неуловимо перевел разговор в иное русло. — Прежде чем печатать статью, дайте пробежать взглядом… А? И вам страховка от непроизвольной какой опечатки будет и нам спокойнее. Я, как видите, тоже за всяческое согласование. Дело-то у нас общее.
Лосев начинал понимать, что Кусов совсем не так прост, как показался сначала, и, по-видимому, глубоко предан своему Заполярному городу, точнее, тому неизменному образу, который раз и навсегда запечатлелся в памяти. Было в этом что-то от слепой родительской ревности. От бессильной и горькой обиды на то, что дети зажили своей отдельной жизнью и строят ее совсем не так, как хочется отцам. По-человечески оно было понятно, социально — не внушало никакого сочувствия.
— Едва ли я смогу показать вам свой опус, — сказал после продолжительного молчания Лосев. — Я ведь не репортер и писать стану уже по возвращении.
Он видел, что его объяснение никак не удовлетворило Кусова, но не счел нужным ничего добавлять.
— Кем вы работали раньше, Петр Савельевич? — спросил, чтобы разрядить обстановку. Да и возникший в воображении типаж уже требовал уточняющих черт.
Но Кусов ответить не успел. Широко распахнув дверь, в кабинет заглянул худощавый человек, лет тридцати, не более, в отлично сшитом костюме. Лосев успел отметить депутатский значок на лацкане и чрезмерно яркий безукоризненно повязанный галстук.
— Наш первый, — Кусов поднялся, представляя вошедшего гостю, — Веденеев Игорь Орестович… А это товарищ из центра, специальный, — сделал на этом слове непроизвольный нажим, — корреспондент.
— Догадываюсь, — кивнул Веденеев, крепко пожимая протянутую руку. — К вашим услугам.
— Я вот просил только что Германа Даниловича проконсультировать с нами свое выступление… На всякий пожарный случай.
— Полагаете, редколлегия без нас не разберется? — спросил Веденеев и довольно жестко отрезал: — Я так думаю, разберется. С Владленом Васильевичем уже виделись? — обратился он к Лосеву. — Мой вам добрый совет: идите к нему с готовой программой. А мы, со своей стороны, позаботимся, чтобы вам показали наиболее интересные объекты.
— Для начала я бы хотел поговорить с людьми, с самыми разными. Наметить, хотя бы ориентировочно, узловые пункты, узкие места.
— Узкие места? — на выразительном и подвижном лице Веденеева промелькнула лукавая усмешка. — Этого добра хоть отбавляй. К сожалению, самое большое беспокойство внушают участки, которыми мы особенно гордимся. Именно там, где, по сути, решается будущее Заполярного, и наблюдаются сбои.
— Как раз об этом мы и толковали с Петром Савельевичем, — Лосев достал записную книжку. — Трудности возрастают прямо пропорционально масштабу. В известной мере это статистически обусловлено.
— Я такой точки зрения не разделяю, — произнес Кусов, упрямо поджав губы.
— Я бы тоже не стал возводить ее в принцип, — согласился с ним первый секретарь. — Если взять для примера горнодобывающую сферу, то здесь мы страдаем в кавычках, только от нежданно свалившейся на нас щедрости природы. Металлургические заводы просто не подготовлены к переработке такой богатой руды. В десять раз более богатой, чем та, которую давал «Маяк». Пришлось чуть ли не в корне менять все технологические процессы. Перестраиваться на ходу. В целом с этой задачей комбинат справился. Во всяком случае уже ясно, что основные трудности позади. Мы имеем дело с детской болезнью роста. По сравнению с добавочным потоком цветных металлов любые временные затруднения выглядят мелочью. Зато ситуация, сложившаяся в строительстве, куда сложнее.
— «Надежда»? — спросил Лосев.
— Не только. Причины замедления строительства новых цехов в общем ясны. И если мы не располагаем реальной возможностью выправить положение уже сегодня, то наверняка сделаем это в ближайшие месяцы. А вот диспропорция, наметившаяся в шахтном строительстве, — орешек покрепче…
— И что же там?
— Побывайте на Красной скале, сами увидите, лично мне будет очень интересно побеседовать с вами на эту тему.
— Едва ли я смогу сообщить что-то новое, — Лосев скептически пожал плечами. — И вообще, я совершеннейший профан в горном деле.
— Не скажите, Герман Данилович, не скажите… Тут, знаете ли, важен не конкретный подход, а более общий, системный. Я в свое время внимательно проштудировал вашу монографию и очень жду от вас помощи. Так и знайте.
— Монографию? — недоверчиво заинтересовался Кусов, покосившись на щуплого моложавого корреспондента.
— Да, Петр Савельевич, — с невинным выражением подтвердил Веденеев, — я имел в виду последнюю книгу профессора Лосева «Социология науки». Помните, я еще говорил о ней на партактиве?
Кусов побагровел и ничего не ответил, а Герман Данилович почувствовал себя крайне неловко.
ДУДИНСКИЙ ПОРТ
Не пробыв в больнице и пяти дней, Мечов возвратился в холостяцкую однокомнатную берлогу. Жил он в стандартном вибропанельном доме свайной конструкции. Вся улица Прончищева, одним концом упиравшаяся в Главный проспект, другим — в тундру, была застроена точно такими же семиэтажными зданиями, поставленными для лучшей ветрозащиты в каре. Но, когда задувал северо-восточный, под фундаментами беспрепятственно гуляли поземки и дымными спиралями завивались вихри на широком, как плац, внутреннем дворе. Впрочем, так оно и было задумано. Выдувая застоявшееся под домом тепло, ветры сберегали от таяния верхний подвижный слой.