Ледовое небо. К югу от линии
Шрифт:
— О том и речь… Болит?
— Если не шевелить, нормально.
— А наступить можешь?
— Только на пятку, но все равно отдает. По всему телу. Будто током.
— Три недели отдай, как положь. Загипсовать бы надо, — сочувственно вздохнул стармех.
— Оно бы, конечно, лучше, но не получилось у ней, у Аурики. Боль такая, что хоть на стенку лезь. Пришлось снять.
— Во всяком деле необходима квалификация, — кивнул Загораш. — Вот и мы тоже, инженеры, — он помог токарю одеться и встать, — по третьему классу точности еще куда ни шло, а дальше: извини-подвинься. Так что прости, Геня, но надо, давай, покрепче на меня обопрись… Палку возьмешь или костыль?
— Лучше костыль, для верности.
Поддерживаемый стармехом, Геня неуверенно заковылял к двери. Эти первые шаги для него были самыми трудными. Ни на трапах, ни в коридорах, где вдоль переборок тянулись поручни, костыль уже не понадобился. Его, словно оруженосец, нес стармех, бережно страховавший Геню, пока тот неуклюже скакал на одной ноге.
— Тебе даже стоять не придется, — подбадривал Загораш. — Посидишь у станка пару часиков — и все. А назад мы тебя на руках отнесем, чтобы по ступеням не карабкаться.
В мастерских Геню усадили на приготовленный стул и, на всякий случай, пристегнули поясным ремнем, почти как в самолете. Он отдышался, подождал, пока утихнет растревоженная нога, и повернул к себе пюпитр с синькой. Изучив чертеж, проверил, как закреплена заготовка, и привычно запустил станок. Обнажая матовую поверхность стали, побежала завитая фиолетово-синяя стружка. «Как Тонин маникюр», — пронеслось в голове. Через двадцать минут на токаря перестали обращать внимание. Работает человек на своем месте, значит, порядок. В девять часов мотористы принесли ему завтрак: жареного окуня и кружку кофе, а потом Паша-электрик лично от себя поднес нежнейшего кальмара в «писательском» соусе.
Пока в машинном продолжался ремонт, Шередко через Москву-радио установил связь с Одессой и объявил по трансляции запись на разговор. Тут же образовалась очередь человек на десять, которую возглавил расторопный Мирошниченко. Капитан, само собой, шел вне конкуренции.
Но Дугину опять не повезло. Он услышал только редкие гудки и голос телефонистки, возвестившей, что номер не отвечает. Несмотря на героические усилия радиотехники, Лину никак не удавалось застать дома. Это ровно ничего не означало, но настроение, хочешь того или нет, испортилось. Не помог даже кальмар и роскошный шашлык из палтуса на настоящих железных спицах.
А связь, как нарочно, оказалась превосходной. С пеленгаторной площадки Константин Алексеевич слышал не только указания, которые давал своей «пантере» третий помощник, но и ее встречные требования по части водолазок, джинсовых туфель и гибкой антенны для «жигуленка».
БЕРЕГ (ГЕНУЯ)
Пассажирский электроход «Микеланджело» — краса и гордость итальянского флота — второй год стоял на приколе в генуэзском порту. Рядом с мрачным фронтоном хлебного склада и бетонными опорами эстакады многопалубный, белоснежный гигант казался мимолетным гостем, случайно залетевшим в порт из какого-то сказочного мира вечной праздности и беззаботного веселья. Но это было обманчивое впечатление. Несмотря на мажорную музыку, льющуюся из салонов и баров, электроход плотно прирос к причалу. Его топливные баки были так же сухи, как и плавательные бассейны на палубах, а команда давным-давно разбрелась по другим пароходам.
Как и прочие левиафаны, «Микеланджело» вот уже несколько лет приносил судовладельцам одни убытки. Собственно, поэтому его и сняли с трансатлантической линии, что, конечно, никак не решило финансовую проблему: одно содержание в порту обошлось уже в полмиллиона долларов. Однако, несмотря на энергичные усилия компании сбыть нерентабельное судно, покупателей не находилось. И все же совет директоров не терял надежду и не поскупился на очередной прием, куда в качестве особо почетных гостей были приглашены несколько видных американских дельцов и два заезжих шейха из нефтяных эмиратов. Как обычно, коктейль-парти состоялся на борту, для чего на верхнюю палубу спешно вернули вазы с тропическими растениями, старинный фарфор и столовое серебро.
Борис Петрович Слесарев, представлявший Совинфлот в морском агентстве «Нарвал», тоже получил пригласительный билет с объемной цветной фотографией лайнера. Он уже второй год жил в Генуе и знал, что самые сложные деловые вопросы быстрее всего решаются в непринужденной обстановке. Переменив рубашку и галстук, запер кабинет и, насвистывая песенку из последнего фильма, сбежал по лестнице. Затем отыскал среди припаркованных к тротуару автомобилей свой «Фиат» и не без труда влился в сплошной поток, медленно продвигавшийся по улице Двадцатого сентября.
Как всегда в часы пик, где-то случился затор. Выли гудки, надсадно трещали моторы на перекрестках, где метались близкие к инфаркту регулировщики. Прямая просторная улица, застроенная эклектичными особняками в стиле начала века, плавала в сизых клубах выхлопных газов.
Вместо обычных двенадцати минут Слесарев затратил на дорогу почти час. Уже на нижней автостраде, когда проезжал мимо квартала Порто Веккьо, прозванного почему-то Колбасным переулком, заметил, что у ворот порта тоже образовалась изрядная пробка.
Карабинеры в синей форме знали его в лицо и, взяв под козырек, пропустили без очереди. Еще минут семь он ехал по территории порта мимо бесконечных складов и почти игрушечных желтых тратторий, где перед рекламными щитами с «кока-колой» празднично цвели высокие кусты ромашки.
Поднявшись в лифте красного дерева на верхнюю палубу, Борис Петрович понял, что явился чуть ли не последним, и поспешил затеряться в толпе гостей. Но не успел он положить себе на тарелку ломоть сочного стейка, как заметил шефа крупного неаполитанского агентства, с которым был связан тесными деловыми узами.
Энрико Туччи улыбнулся, приглашающе помахал рукой и что-то шепнул стоявшей рядом хорошенькой женщине. Она обернулась и тоже взмахнула зазвеневшей браслетами кистью. Узнав Адриену Туччи, Слесарев радостно кивнул, схватил первый попавшийся бокал и, раскланиваясь со знакомыми, начал пробираться на другой конец палубы.
— Давненько вы не были у нас в Неаполе, — крепким рукопожатием приветствовала его Адриена и спросила по-русски: — Как поживаете?
— Вы делаете заметные успехи, — одобрил Борис Петрович. — Еще раз спасибо вам, синьора Туччи, за изысканное гостеприимство.