Ледяной город
Шрифт:
Вокруг него сновали высокие ботинки. Мужчины с оружием. Он закрыл глаза.
У него так кружилась голова, что сознание, казалось, его покидает. Он боролся изо всех сил. До него все время доносился звук одной сирены, выделявшийся из хора других, и в окружавшей его бестолковой суете он пытался на нем сосредоточиться, он почувствовал, как его укрыли одеялом, хотя не был вполне уверен в том, что это не саван, а потому до боли вслушивался в звук той одной сирены, который становился все ближе и ближе, а потом понял, что его подняли с земли и понесли, и голос, прозвучавший рядом, произнес: «По моему счету! Раз! Два! Три!» —
— Эмиль, Эмиль!
Рядом с ним положили Мэтерза.
— Эмиль, вы можете шевелить пальцами ног? — прошептал Мэтерз.
Больно было дышать. Больно было поворачивать голову. Он взглянул на залитого кровью Билла.
— С моими чертовыми пальцами на ногах все в норме, — ответил он. — Но у меня слетел с ноги ботинок. А у тебя?
— Я же вроде как смог к вам подойти, правда? — прошептал Мэтерз. — Ведь я же смог к вам подойти?
— Не могу тебе точно сказать, — прошептал Санк-Марс.
Он закрыл глаза. Отыскал свою сирену. Она была совсем рядом. Так близко, что когда «скорая помощь» повезла его в своем чреве в гору, звук обогнал следующую подъезжавшую машину «скорой помощи».
Он услышал, как сирена смолкла. Он улыбнулся — теперь ему вполне хватало боли. Хорошо, что он чувствует боль. Боль для него теперь дорогого стоила. Эта сирена смолкла, но теперь он слышал, как Сандра ему говорит: «Я тоже люблю тебя, Эмиль, держись».
«Я выдержу».
И в этот миг взвыла сирена «скорой помощи», которая везла его в больницу.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс вошел в тюремный коридор и от начала до конца прошел вдоль ряда камер, глядя на заключенных. Под правым глазом у него был огромный синяк, левая часть лба опухла. Одна полоска пластыря была наклеена по краю нижней губы, другая — под правым ухом. Волосы местами были выстрижены, под ними на коже черепа виднелись свежие стежки зашитых ран. Левая рука и запястье были перебинтованы так, что свободными оставались только пальцы. Всем своим видом, выражением лица и настроем он давал понять, что не потерпит никаких возражений, и это внушало заключенным страх. Они его не знали, но видели в нем человека, которого сильно искусала злая собака, и теперь он сам искал кого-нибудь, чтобы сильно покусать.
Он вернулся к входу в коридор. Там его ждали Мэтерз, выглядевший еще хуже, чем он, и Дегир вместе с тремя тюремными охранниками.
— Выведите остальных заключенных из камер, — сказал тюремщикам Санк-Марс.
— Мы можем надеть на вашего парня наручники и отвести его в отдельное помещение, — предложил один из них. Санк-Марс бросил в его сторону такой взгляд, что охранник тут же передумал. Все трое стражей немедленно бросились исполнять указание, на заключенных были надеты наручники, их вывели из камер, построили в один ряд и куда-то увели, причем на лицах представителей власти было такое выражение, что ни один узник даже не думал протестовать.
Охранники удалились. Трое детективов вошли в камеру, где остался одинокий узник. Его камера была расположена ближе к концу коридора. Молодые сыщики прошли чуть дальше, чтобы лучше его разглядеть, потом вернулись обратно. Санк-Марс подошел к решетке и взглянул на заключенного, который даже не пошевелился, он неподвижно лежал на стальной лежанке, как будто жизнь вытекла из него по капле, и курил сигарету.
— Мне бы надо насторожиться, — заметил Андре Лапьер. — Когда из блока всех уводят, единственный остающийся там заключенный, как правило, редко выживает.
— Наслушался ты всяких историй.
— Разные ходят разговоры.
— И ты им веришь?
Лапьер прищурился и затянулся.
— Я стараюсь разумно смотреть на вещи. Что с тобой стряслось, Эмиль?
— Попал в переделку, Андре. Нас с Биллом чуть не подорвали.
— Мне жаль, что так случилось.
— Они хотели убрать Реми. Но он выжил. Нам всем удалось уцелеть.
Лапьер сделал еще одну затяжку.
— Обычно от динамита спастись не удается.
— Мы чувствовали, что все к этому идет, и одну бомбу смогли обезвредить. Но там была еще и вторая, на которую мы не рассчитывали. Я думаю, они не доверяли человеку, который их устанавливал. Так же, как не верили они и Лаженесу, когда послали его меня убрать, а потому отправили туда еще и своего снайпера. На этот раз его роль должна была сыграть вторая бомба.
— Куда катится наш мир, Эмиль?
— Я бы мог тебе это показать, Андре, чтобы ты сам глянул краем глаза.
Лапьер снова затянулся, спустил ноги с лежанки на пол и загасил бычок о каблук.
— Время уже упущено, Эмиль. Теперь, пожалуй, слишком поздно.
— Да, в этом есть доля риска.
Санк-Марс молчал, и постепенно до Лапьера стало доходить, что за его молчанием может ничего не последовать.
— Что тебе нужно? — спросил он.
— Помнишь, я дал тебе журнал посещений доков, который взял у охранника на воротах? Перед тем как его тебе отдать, я сделал копию себе.
— Я так и думал. Это было мое дело, Эмиль. Ты не имел права в него лезть.
— Твое имя там не упоминается, Андре. Я все просмотрел — от корки до корки. Каплонский должен был попасть туда через главный въезд и оттуда же уехать, чтобы при необходимости его можно было засветить. Они теперь так стали действовать. Но ты туда приезжал и уезжал, не расписываясь в журнале.
Лапьер снова потянулся к пачке сигарет. Он кивнул и прикурил следующую.
— Порт большой. Там не один вход и выход.
— Ты знаешь их?
Заключенный пожал плечами.
— Мне приходилось там бывать, так что я в курсе. Так что же тебе от меня все-таки надо?
Теперь Санк-Марс смотрел на него безо всякой приязни.
— Пропала женщина. В последний раз ее видели с подрывником «Ангелов». Он угнал машину, разбил ее и, по всей видимости, где-то раздобыл другую. Весь день ни в одном клубе города никто не показывался.
— Там в стене полно дыр, Эмиль.
— Я хочу, чтобы ты проверил этот корабль, Андре, мне надо, чтобы ты пошел на русский грузовоз.