Ледяной венец. Брак по принуждению
Шрифт:
— Моя дочь. Да, знал. И, прошу, дай шанс все тебе объяснить, а после… После можешь делать со мной, что хочешь. Я полностью вверяю тебе свою жизнь.
Глава 23
Песчаный Замок, нарядный и сияющий, наконец дождался этого особенного дня. Натертые до блеска полы отражали танцующие языки свеч и золотистые штрихи многочисленных ламп, расставленных по окнам.
Каждый житель Сорры должен был знать, что этот день настал. И самый просто способ оповестить людей — выставить
Наставницы заблаговременно развесили по стенам торжественного зала праздничные полотна. Старые, чуть поблекшие от времени, но тщательно отглаженные, изображения рассказывали истории.
На первом, белая женская фигура — Мать, опустив голову стояла перед уходящим за горизонт солнцем, что последними лучами освещало погост. Вокруг не было ни души, а среди покосившихся могильных камней, расправив безжизненные крылья, лежали черные вороны. Это полотно было символом трагедии, что неизменно настигает мир.
Следующее изображение подразумевало выбор, который предстоит принять сенсарии, дабы восстановить баланс и вдохнуть в природу жизнь. Только такое объяснение успокаивало меня, и останавливало от того, чтобы сорвать со стены этот ужас. Одна единственная женщина и по обеим от нее сторонам, преклонив колено стоят мужчины. И их даже не десятки! Очередь из темных, безликих фигур уходит так далеко, что художник даже не потрудился наделять их чертами.
Третье полотно было символом надежды, ведь Мать выбрала кандидата и теперь ждет от него дитя. В этот раз на женщине перламутровое одеяние, но что-то мне подсказывало, что изначально ткань изобразили розовой. Традиционный цвет для новорожденных девочек. Она обнимает ладонями округлившийся живот, лицо и голова ее прикрыты нежным шарфом. И все же художник не упустил той полуулыбки, что покоится на лице сенсарии, ожидающей ребенка.
Последнее, четвертое изображение бросалось в глаза ядовитым зеленым цветом. Буйство растений, цветов, тяжелых фруктовых ветвей… Плодородие — вот, что наконец получила природа, когда родилась новая сенсария.
Четвертое полотно являлось символом начала новой жизни, ведь теперь все невзгоды позади.
Или нет?..
Проблема была в том, что эти четыре диковинных гобелена рассказывали не одну единственную историю, а описывали нескончаемый цикл. И сегодня мне предстоит пережить событие, некогда изображенное на втором полотне: день кандидатов.
Тетки предупреждали меня о нем, готовили, наставляли… Но разве я могла их слышать, когда в ушах звенели слова Томаса? Его откровения, признания и тайны легли на меня гранитной плитой. А запечатанная в лунном кристалле Мириам, ее образ и подаренные иллюзии движений, стали целой горой неподъёмных гранитных плит.
Я ничего так не ответила Томасу, хоть и выслушала полностью. Признать его своим отцом я не могла. У меня будто украли возможность чувствовать! Я стала тенью, совершенно пустой изнутри, безразличной, что не могло не радовать наставниц. Ведь теперь
Но они не знали, что внутри меня просыпался настоящий вулкан, готовый однажды пробиться даже через гору граните.
Утро дня кандидатов началось с омовения розовой водой и нанесением тошнотворно сладких кремов. Подготовленное для события, торжественное и чем-то напоминающее свадебное, платье пришлось отложить в сторону, ведь сегодня в Сорре был самый холодный день.
Сухой, без единой капли такого долгожданного дождя, хмурый. Злой ветер набирал мощь, вырывал шторы из не до конца закрытых окон. Кто-то даже сетовал, что без каменной бури не обойтись…
Я же видела это некой помощью свыше. Благодаря непредсказуемой смене душного воздуха на тяжелый, свежий и грозовой, меня в кои то веки, прилично одели.
Наряд был непривычным, но в традиционном цвете для Матери — белом. Шаровары, пусть и из легкой ткани, приятно согревали ноги. Туника, украшенная вышивкой и бисером, села отлично и никак не подчеркивала те части тела, что привлекают противоположный пол. На распущенные волосы накинули праздничный шарф с цветочным узором, вдели в уши драгоценные серьги, а на пальцы надели сразу несколько колец.
— Без портрета, — запричитала Пелагея, оглядывая меня с ног до головы, — еще и наряд… никакой!
— Да-да!
— Ох, не смилостивились нам нами Небеса!
В один голос жаловались тетки, а я только поджимала губы, да кивала. Плевать мне на кандидатов, а то, что портрет не вышел… Тут мне снова помогла непогода. Сколько бы раз художник не собирался наведаться в Песчаный Замок, его лошадь, сумку с кистями да красками и холсты беспощадно трепали каменные бури. За животное было обидно, но насколько мне известно, больше всего синяков получил как раз таки мастер портретов.
На сегодня я ставила себе только одну задачу: сделать так, как хочет Эр Лихх и максимально растянуть время ухаживаний. Отодвинуть сближение с Артом как можно дальше, и… И молить Небеса о том, чтобы моя догадка о зачарованных браслетах была верна. Да, того, как они работают я не знала, но пролистывая текст о перворождённых Отце и Матери, я то и дело натыкалась на один и тот же фрагмент повествования.
Что если?.. Что если Томас не так уж и ошибался, когда собрал остатки Лунных кристаллов?
Нарастающий звук ударных вынудил сердце сжаться. И как бы я ни храбрилась, это не отменяло того, что прямо сейчас, под звуки дрожащих мембран, в Песчаный Замок впускают кандидатов.
Непосредственно в сам зал войдут только самые «отборные». Обладающие знатной родословной, талантливые, умные, здоровые и так далее по отвратительному, тошнотворному списку, составленному наставницами.
За пределами замка, но внутри территории оставляют вторую группу. Или, выражаясь точнее — второй сорт. Среди них были не такие родовитые, не такие богатые, но все же достойные выбора Матери, мужчины.