Ледяной венец. Брак по принуждению
Шрифт:
— Эта часть замка является тайной, — пояснила я, стоило нам оказаться в нужном месте. — Туда, — я указала на галерею, и сделав глубокий вдох повела мотта за собой.
В помещении нашлось огниво, которым когда-то пользовались, чтобы освещать изображения. Это же сделали и мы — зажгли старинные лампы.
Заброшенная галерея, словно позабытая сокровищница, пылилась и рушилась несмотря на свою поразительную ценность.
Я не стала показывать мотту все портреты подряд, а начала примерно с середины, осторожно снимая с картин пыльные тряпки. Когда с облупленной
— Это сенсарии, — не знала с чего начать я. — Как ты видишь, все они…
— Похожи. Вижу, — кивнул он. — Даже крыльями.
— Ага, — кивнула, обнимая себя руками. — Даже крыльями… И, как ни странно, судьбами.
Мотт вежливо молчал, смотря то на меня, то на портреты. Видимо о чем-то думал, а может и сравнивал.
— Так вот зачем к тебе так настойчиво пытался пробраться художник, — удовлетворенно хмыкнул мотт. — Твоему портрету не место в этом ряду.
Что он подразумевает под этими словами, я спрашивать не стала. Хотя и догадывалась. Он ведь не просто так появился здесь в день выбора. И видимо, мирится с уготовленной для меня судьбой сенсарии, не собирался и подавно.
— В жизни каждой из них наступал день, когда необходимо было выбрать кандидата, и… в общем, ты сам знаешь… — он кивнул, а я продолжила: — Когда в Сорре неизбежно наступают засухи и природа начинает угасать, приходит время выбора.
— Но на тебе, этот цикл, каким-то образом, дал сбой? — почти угадал мотт, и тогда я открыла портрет Мириам.
— На ней, — я глянула на испорченный портрет через плечо. — Это моя… моя мама. То, что осталось от ее портрета.
Наверное, я все-таки выдала переживания, связанные с ней. Либо голосом, либо видом. Краем глаза я увидела, как мотт приближается. Мне на плечи, покровительствуя, легли теплые ладони, а затылка коснулся поцелуй.
— Что с ней стало? Порочные циклы прерываются дорогой ценой.
— Нам нужно в еще одно место, и тогда я тебе расскажу… что с ней стало. Тут не далеко.
Погасив огни, и вернув на место хранящие покой Матерей, ткани, мы вышли из галереи. Мотт удивился, когда мы снова оказались в катакомбах, но не возразил.
Я все кусала губы, думая, как он отреагирует на увиденное. А он в ответ взял меня за руку. Небеса!…
— Миррор окончательно изменил твою внешность, — констатировала я. — Что-нибудь еще произошло?..
— Много чего, — загадочно ответил мотт.
— Из повелителя камней, ты стал повелителем песчаной бури? — нервно спросила я, подводя разговор к нужной теме.
— Вроде того, — туманно ответил он, и, повременив, сказал: — Давай, спроси уже меня про каменное сердце.
Каменное сердце!.. я замерла, потому что, во-первых, мотт окончательно развеял мои сомнения в словах Томаса, которым мне было крайне тяжело поверить. А во-вторых, мы подошли к пещере, и назад пути нет.
Я пробралась во внутрь через маленькую дверь, не дав мотту возможности подстраховать, или помочь. И уставилась в густую темноту, в мороке
— Идем, — не оборачиваясь позвала Теона и быстрыми шагами направилась вперед, в гробнице.
— Лея, стой, — его голос звучал сначала обеспокоенно, а потом превратился в приказной: — Лея!
Он схватил меня за руку, потянул к сеье и не дал ступить более ни одного шагу.
— Ты, что не видишь? — изумлялся он моей слепоте. — Миррор, — только и произнес мотт, не сводя с башни взгляда.
— Вижу, — устало ответила я. — И нам надо туда.
— Нет! — бесповоротно и окончательно произнёс он, и уже было потащил меня обратно.
— Там нет колодца, — упиралась я, мотая головой. — Джинн когда-то сказал мне, что башня — это гробница матери. Так вот, это гробница моей матери, Теон.
— Этого не может быть. А вот то, что миррор снова играет с твоим разумом- вполне.
— Я была там. Видела все своими глазами. Пойдем, прошу, — я посмотрела на мотта, — прошу…
— Я зайду первым, — сдался он, и снова взяв меня за руку, пошел по направлению к башне. — И не вздумай меня обгонять.
Чем ближе мы подходили к башне, тем сильнее стучалось о ребра сердце. Я даже слышала его биение. Беспокойное, гулкое.
Теон шел впереди и держал меня за руку. Чуть сильнее, чем требовалось. Взгляд его был устремлен к башне. Наверняка он сравнивал ее с башней Ледяного Утеса, как в первый раз это делала и я. Но удивляться тому, как они похожи не было смысла, потому что они были точной копией друг друга.
Мотт нашел дверь и толкнул ее. Осмотрел башню, сначала сам, а потом с помощью призванной им Тьмы.
— Здесь безопасно, — сказала я, глядя на то, как Теон остановился напротив укрытого материей памятника. Вернее того, что им казалось. — Не так, как там…
Шагнула вперед по ковру из мха и положила ладонь на расшитую серебряную ткань. В ответ на мой жест мотт нахмурился.
— И ты был прав, — я взялась за полотно обеими руками, — неповиновение стоило ей жизни.
Уже знакомый серый камень потрескался, медленно являя нам Мириам. На секунду я даже забыла, что здесь со мной Теон. Коснулась гладкой поверхности обеими ладонями и жадным взглядом впилась в иллюзии ее движений.
Томас Клифф безумен, раз решил спасти ее таким невообразимым способом. Но глядя на нее, застывшую в лунном кристалле, могу ли я его винить?.. Ведь если бы не его попытка, я бы никогда ее не увидела.
— Кто это сделал? — мотт подошел и тоже коснулся кристалла.
— Она умерла не от того, что ее заключили в камень. И, правду говоря, никто ее не убивал, но…
— Но?
— Браслеты, — я снова показала запястья. — Они зачарованы. Не дают проявится крыльям, подавляют волю, причиняют боль… Впервые я испытала на себе их силу в день отбора, — по глазам Теона я поняла, что он помнит. — Их создал и преподнёс в дар сенсарии Эр Лихх. А в тот вечер, когда я сбежала из форта, он надел их на меня. Это единственная причина почему я здесь, и каждый день играю по чужим правилам.