Ледяной ветер Суоми
Шрифт:
Изучив добычу, контрразведчики ахнули. Там были донесения финских патриотов, служивших в столице. Они проникли повсюду: в штаб военных сообщений, МИД, Военно-промышленный комитет, управление высших учебных заведений Главного штаба и даже в аппарат Государственного совета. Агентура активистов сообщала в Гельсингфорс, а значит, и в германский Генеральный штаб секретные сведения высшего порядка.
Так, был обнаружен доклад о проектируемой Морским министерством озерной военной флотилии. Она должна была нести охранную и разведывательную службу в бассейнах озер Сайма и Пейяне с прилегающими к ним водными системами. Главной базой флотилии моряки предлагали сделать город Нейшлот Сент-Михельской губернии, а промежуточной – город
Много материалов было посвящено готовящемуся присоединению к империи этой самой Выборгской губернии в границах 1811 года. Суомцев проект сильно беспокоил, а российские военные, наоборот, всячески настаивали на реформе. Они хотели, понятное дело, отодвинуть границу от столицы как можно дальше. Агентура сумела сделать выписки из журнала Особого совещания по делам Великого княжества Финляндского, из протокола секретного заседания, посвященного этому вопросу. На заседании было заявлено, что идет офинивание не только Карелии, что давно уже не новость. Панфинское движение стало агрессивным и проникло в Архангельскую и Олонецкую губернии. И даже в Санкт-Петербургскую! В ней проживает 150 000 собственно финнов, 5 000 води и более 15 000 ижор. Среди всей этой массы специальные резиденты активно распространяли мысли о превосходстве финской культуры над русской, а лютеранской религии – над православной. Надо срочно изъять приладожских карел из-под действия финляндских законов, иначе станет поздно…
Петербургские финны переслали также план военных преобразований центральной власти в ее окраине. Ввиду неизбежного столкновения с Тройственным союзом предлагалось уже сейчас распространить на Финляндию повинности: военно-конскую, военно-автомобильную, военно-квартирную, военно-судовую и военно-повозочную. Пять новых повинностей с милитаристской приставкой, которых Великое княжество до сих пор не знало.
Агенты сумели раздобыть и рапорт начальника Финляндского жандармского управления Еремина командиру ОКЖ Джунковскому. В нем полковник жаловался на недостаток полномочий жандармов в Великом княжестве. Обыски, аресты, выемки документов могла делать только местная полиция. На которую, опять же по закону, не возлагались функции полиции государственной. Вот она и не обыскивала, и не арестовывала… Александр Михайлович писал с горечью: «Нам остается только наблюдать и строчить письма в столицу».
Поручик Самодуров немедля выехал с полученными документами в Петербург. Там началась кропотливая, незаметная постороннему глазу работа по очистке инстанций от вражеской агентуры.
То, что из Гельсингфорса была открыта вражеская агентурная организация в самом Петербурге, наделало шуму в закрытых кругах специальных служб. Тем более что на Финляндию не распространялось действие закона о шпионаже от 5 июля 1912 года. Пойманных в Великом княжестве шпионов судили по прежним нормам и могли дать им лишь незначительные тюремные сроки. Агенты, схваченные в Петербурге, уже шли по новому законодательству, много более жестокому, и потому на допросах в контрразведке они делались сговорчивее.
Глава 14
Деньги и кровь
Семнадцатое октября, день чудесного избавления Божественным промыслом Августейшего семейства от опасности при крушении поезда в Борках, как всегда, отмечался по всей России. Не стало исключением и Великое княжество Финляндское. Утром в Успенском соборе, главном православном храме Гельсингфорса, было отслужено благодарственное моление после литургии. Присутствовали: начальник края генерал-лейтенант Зейн, командир Двадцать второго армейского корпуса генерал-лейтенант барон фон ден Бринкен, начальник корпусной артиллерии генерал-лейтенант Головачев, комендант Гельсингфорса генерал-майор Лобановский, командир Свеаборгского порта капитан первого ранга Небольсин, командир Первой Финляндской стрелковой бригады генерал-майор Короткевич, директор лоцманского
В задних рядах этой толпы замешался статский советник Лыков, командированный из столицы.
После молебна Зейн принял на Сенатской площади парад войск гарнизона. Ровными шеренгами прошагали два стрелковых полка, стрелковая артиллерийская батарея и сводный отряд моряков. После этого начальство разошлось, а сыщик отправился в полицейское управление.
Последнее время они с комиссаром Кетолой старались избегать друг друга. С одной стороны, Лыкову было неприятно, что финн надул его: позволил забрать ворованные деньги из банка, пока русский отдыхал на его диване. С другой – что он мог поделать? Отдать четверть миллиона обратно в империю и поссориться с активистами? А потом ждать, когда его застрелят?
В годы смуты в Финляндии студенты столичного лицея создали группу боевиков под красноречивым названием «Кровавые собаки». Лицеисты убили полицейского, финна-осведомителя, ранили двух жандармов. Они даже готовили покушение на царя, когда тот охотился в Койвисто, но государь успел унести ноги.
Конни Циллиакус основал Партию активного сопротивления, вставшую на путь террора. Жертвой боевиков стал прокурор финского сената Сойсалон-Сойнинен. Потом пришла очередь президента Абоского гофгерихта Хирвиканта, который слишком рьяно расследовал дело о ввозе оружия членами «Воймы». Судью застрелили, «Войма» перелицевалась в «Союз свободы», а тех, кто доставлял оружие, суд оправдал. В помощника генерал-губернатора тайного советника Дейтриха кинули бомбу; лишь потому, что успел отскочить, чиновник отделался ранениями в руку, обе ноги и спину… Тут задумаешься, до какой степени можно помогать рюсся…
Тем не менее отношения между двумя сыщиками разладились. Теперь они общались преимущественно через Вихтори Коскинена. Тот по-прежнему был приставлен к командированному, помогал, переводил и знакомил с укладом здешней жизни. Дознание стояло на месте – Алексей Николаевич ждал новостей от барона Таубе. Но там все тоже оказалось непросто. Агентура полковника Ниеды состояла сплошь из двойных агентов – люди получали жалованье и от японской разведки, и от германской. Причем вторые были и щедрее, и ближе. Таубе сказал полковнику, что, пока деньги купца Смирнова не будут найдены, агентурной организации в Циндао ему не видать. Военный атташе пытался спорить – при чем тут купец Смирнов? Но его поставили на место. Теперь оставалось только ждать новостей.
День, хоть и праздничный, тянулся уныло. Даже иллюминация на улицах не подняла статскому советнику настроения. Ему не терпелось уехать домой, а для этого нужно было добиться хоть чего-нибудь. Скоро вернется с лечения Джунковский и возьмет Степу Белецкого за тазобедренный сустав. Алексею Николаевичу не хотелось подводить начальника. Он видел его недостатки, его двуличность, но в целом директор и чиновник по особым поручениям сработались. Как еще будет с новым человеком? Джун подберет его под себя, чтобы смотрел в рот. Дилетант, ничего не понимающий ни в уголовном сыске, ни в политическом, товарищ министра полагал себя мастером на все руки. В результате власть терпела большой урон, правоохранительная система разваливалась, и некому было объяснить это на самом верху.
Только в четыре часа пополудни, когда Лыков съел свой гороховый суп с сосисками и собирался уже вздремнуть, его разыскал вестовой из штаба корпуса и вручил записку от Новикова. Там было всего одно слово: «Приходите». Сыщик умылся и пошел на Мариинскую.
Начальник штаба встретил его, как всегда, с подковыркой:
– Брюшко уже наели, ваше высокородие. Еще пару месяцев в Финляндии, и придется менять гардероб.
– Ничего, вернусь домой, там начальство заставит похудеть. Скажите лучше, зачем вызывали?