Ледяной
Шрифт:
Разговор явно вытягивал из Свистуна последние силы, но Фаолан не удержался от вопроса:
— Чей след?
— Тирлача… Мне показалось… он что-то обнаружил… что-то очень важное. Он же умел слышать…
— Таким мы его и нашли, Свистун. Он лежал, прижав ухо к земле. Наверно, услышал топот стада.
— Может, и стада… а может, и нет…
— О чем ты?
— Шепот камней, — произнес Свистун, прищурившись, словно опасаясь произносить эти слова вслух.
— Шепот камней? — недоверчиво переспросили другие волки.
— Вы
— Да, конечно, — ответила Мхайри. — Все знают о звучащих камнях. Это скалистые глыбы, разбросанные по всей Далеко-Далеко. Но при чем тут они?
Свистун ответил не сразу, словно собираясь с силами.
— В такую странную погоду камни как бы перешептываются с землей. Если поскрести когтями по одному из них, то этот звук можно услышать, стоя у другого камня. Некоторые пользуются ими для передачи сообщений.
— Некоторые? — спросил Фаолан.
— Да, самые отчаявшиеся. Они боятся выть, потому что их услышат другие.
— Но зачем им скрываться? Они что, крадут еду у сородичей?
— Нет-нет. Они вызывают Скаарсгарда… чтобы тот пришел и забрал их на небо.
Свистун едва не задыхался от напряжения.
Дэрли так широко раскрыла глаза, что их зеленый оттенок почти вобрал в себя весь сумрак логова.
— Они просят о смерти?
— Танцуют и просят о смерти, — уточнил Свистун.
— Что? — все четверо так удивились, что не смогли сразу подобрать слова. Эдме даже потрясла головой, словно пытаясь немедленно забыть об услышанном.
— А ты сам их видел, Свистун? — спросил Фаолан.
— Нет, но слухи разносятся быстрее, чем летают совы. Совы, кстати, их видели, я уверен.
Фаолан плотно зажмурился. Вот бы рядом была Гвиннет! Он уже потерял счет лунам с тех пор, как виделся с ней в последний раз.
Свистун продолжил:
— Сам я их не видел, но слышал о них. Луну или около того назад я встречался с Креклом. Среди МакДаффов вообще суеверных волков много.
Эдме нахмурила нос.
— Ты точно думаешь, что это не способ кликнуть сюда стада оленей или других животных, на которых можно охотиться? Ну, как бы призвать их к летним пастбищам.
— Они вызывали не стада, Эдме. Они обращались к Скаарсгарду. Они так себя и называют — «Танцовщики Скаарсгарда». Танцуют до упада и иногда падают замертво прямо во время танца.
— Как, ты говоришь, они связываются между собой? — спросила Эдме.
— Царапают камни. Они говорят, что так обращаются к своему пророку.
— Пророку? — переспросил Фаолан. — Какому еще пророку?
— Они считают, что пророк — это некое связующее звено Великой Цепи между землей и небесной лестницей Скаарсгарда.
— Что?! — не сдержались волки. С каждым мгновением вести становились всё хуже и хуже.
— Нельзя вмешиваться в Великую Цепь. Великая Цепь — в основе всего! — с негодованием выпалила Мхайри.
В голосе Эдме тоже послышались резкие нотки:
— Глодатели знают это лучше других. Ведь первое задание, которое нам дают, когда мы возвращаемся в клан, — это вырезать на кости звенья Великой Цепи. К тому времени, когда волка допускают в Стражу, он уже успевает выглодать их в среднем около тысячи раз. И никаких звеньев никто никогда не добавляет и не удаляет. Стоит только об этом заикнуться, как тебя сразу выгонят за пределы Далеко-Далеко. Никакого пророка в этой цепи нет.
— Ты прав. Но это не значит, что его невозможно призвать. Поверь, они очень стараются, — слабым голосом произнес Свистун.
— В этом мало смысла, — сказал Фаолан.
Снаружи гудел ветер, и молодой глодатель представил, как какой-нибудь покрытый сосульками отчаявшийся волк из последних сил царапает по камню, призывая смерть.
— Когда-то это было логово матери с щенками, правда? — спросила Эдме, нарушив напряженное молчание.
— Да, родительское логово, — ответила Дэрли, осмотрев по очереди Фаолана, Эдме и Свистуна. — Но вы же глодатели и, должно быть, совсем ничего не знаете про то, как заботятся о щенках.
— Нашими логовами были тумфро, — отрезал Свистун. К нему постепенно возвращались силы. — Но, надеюсь, им было приятно здесь жить, — добавил он.
Сестры кивнули.
— Не повезло вам. У нас хотя бы была мать, — сочувственно сказала Дэрли. — И очень хорошая. А у вас никакой не было.
— А знаете, — заговорил Свистун после непродолжительного молчания, словно пытаясь преодолеть неловкость, — Тирлач думал, что однажды видел свою мать.
— Как он ее узнал? — спросила Дэрли.
— По ушам.
— По ушам?! — изумились сестры.
— Ну да. Он сказал, что, если бы у него были уши, они выглядели бы точно так же.
— Очень странно, — задумчиво пробормотала Мхайри.
Но Фаолану это ничуть не казалось странным. Он и сам встретился со своей матерью лишь в последние часы ее жизни. Увидев Мораг, он понял, что она всегда, всю его жизнь, присутствовала где-то на краю его памяти. В мыслях серебристого волка промелькнуло какое-то туманное видение — и тут же исчезло, как исчезает туман под солнцем. Фаолан поежился и энергично покачал головой.
— В чем дело? — спросила Эдме.
— Ни в чем, — ответил он бодро. — Просто старое воспоминание. Толком и не помню.
Фаолан повернулся к Свистуну:
— Свистун, а ты не слышал, как должен выглядеть этот пророк?
— Я слышал только, только… — замялся Свистун, бросив взгляд на Мхайри, — только, что он носит шлем.
— Шлем! — снова воскликнули все.
Фаолан ахнул.
— Шлем, который в бою носят совы-воины?
— Вроде да. Других я не знаю.
— Но зачем волку совиный шлем? — вслух подумала Эдме.