Легенда о черном алмазе
Шрифт:
– Спроси-ка, Емеля у речного деда, дома ли его подопечный? Ежели нету, пусть откроет нам на минуту флигелек.
Емеля метнулся от крыльца к берегу и через минуту, отчаянно хромая, подал лейтенанту маленький ржавый ключ.
– Отлично,- кивнул Василий Иванович.- А теперь поднимись на взгорок и осмотрись: нет ли поблизости этого занятного… как его?
– Тита,- подсказал Емеля.
Ободренный неожиданной похвалой лейтенанта, не обращая внимания на злющую крапиву, он обошел, припадая на ушибленную ногу, вокруг дома, взобрался на железнодорожную насыпь, оттуда осмотрел берег реки. Доложил одним словом:
– Чисто!
– Порядок,- сказал Бочка.- А теперь смекай: я просил дедушку
Емеля так и не понял, о каком выигрыше речь (да и при чем тут пол во времянке?), но расспрашивать не стал, опасаясь показаться несмышленым.
Василий Иванович звякнул ключиком и распахнул дверь. В тесном отсеке в уголке стояли высоким снопом удочки деда, весло от «Нырка», на рассохшейся бочке лежала старая сеть, а на ней - помятое ведро, которым Старшой когда-то черпал из «Нырка» воду. Но внимание лейтенанта привлек только земляной пол: он был подмазан свежей густой глиной в местах, где наиболее выбился - у двери в каморку и в углу под удочками.
– Молодцом дедушка Митрофан!
– прогудел Бочка.- Исполнительный старик! А главное - глина отличного раствора, и мы с тобой, Старшой, от этого кое-что имеем!
И опять Емеля ничего не понял, но, когда лейтенант привстал на колено, выдернул из нагрудного кармана клеенчатый метр и стал производить какие-то замеры, он заглянул через плечо Бочки и увидел на свежей глинистой заплате, на полу, неглубокий, зато четкий отпечаток босой ноги.
Чтобы измерить след, прикрыть дверь, навесить и защелкнуть замочек, спрятать в карман клеенчатый метр и сделать какую-то запись в своем маленьком блокноте, Василию Ивановичу понадобилось несколько минут. Столько же времени понадобилось и Старшому, чтобы уяснить суть дела. Осмелев, он спросил:
– Мы… в выигрыше?
Лейтенант смотрел куда-то в сторону:
– Нет, мы перед загадкой.
– А разве следы не совпадают? Тот, что на Высоком кургане, что в камышах у реки и этот на глине?
– Есть и еще кое-что,- сказал Василий Иванович, хмурясь.- Есть подозрение, что их, с огромными ступнями, двое. Неужели двое таких приметных? Кто же из них нас интересует? Конечно, тот, что пробрался в лагерь у кургана и зачем-то похитил, а потом выбросил находки ученых. Тут, Емеля, вопрос: не он ли совершил и нападение на Михея Степановича? И еще вопрос: нормальный ли тот человек и не он ли обитает в старом штреке на крутоярах? Не торопись, Старшой, строить предположения. Нужно подумать. И крепко. В общем, приходи ко мне под вечер. Есть планы.
Уже с тропинки, что, петляя, поднимается к железнодорожной насыпи, он обернулся, махнул рукой:
– Пообедаешь у дедушки Митрофана: я оставил ему немного деньжат.
– Спасибо,- прошептал Емеля.
Он стоял, смотрел на реку, а мыслями уносился к Старой кринице. Как там, наверное, тревожатся Кудряшка и
Костик… Нашел ли проезжий колхозник землянку, сообщил ли друзьям, что он, Емельян, жив и здоров?..
И тут Емеля подумал, что в жизни все же случаются чудеса. Это когда человек томится по друзьям и готов опрометью бежать им навстречу, а его чувства будто особой радиоволной доносятся до друзей, и они не медлят. И вот уже совсем близко, за речкой, на солнечном берегу появляются Костик и Кудряшка, быстроногие, веселые, и с разгона разом бросаются вплавь. Разлука была недолгой, а сколько радости при встрече! И сколько расспросов. И как велики и бездонны глаза Кудряшки, когда он рассказывает о человеке, встреченном под землей. А потешный Ко-Ко опять забывает закрыть рот, и Анка не упрекает его, только щекочет но губам травинкой.
– Кто он такой? Откуда?
– засыпает Старшого вопросами Анка.- Что делает в старой шахте?
Костик зябко
– А что, если он бандит? Да еще с оружием? Вон сколько их по темным углам переловили.
Емеля подтверждает:
– Одного прямо на базаре взяли. Бывший полицай.
Анка даже подпрыгнула у крылечка:
– Верно!.. Может, и полицай. И полуволки его не трогают. Он и сам уже полуволк.
Хмуря белесые брови и невольно подражая в этом лейтенанту, Емеля сказал:
– Как помощник Василия Ивановича, соваться в штрек без оружия запрещаю!
Костик засмеялся:
– Где же нам взять пушку или пулемет?
Емелька стал еще строже:
– Не балуй! Теперь у нас не просто хаханьки, лисицы да куницы - у нас дело.
Анка попыталась возразить:
– А разведка на крутоярах - не дело?
Старшой резко оборвал ее:
– Разговорчики!
Но тут же смягчился, указал на ступеньку крыльца, присел сам.
– Давайте разберемся. Риск, если нужно, годится. А риск, да еще с хитростью,- совсем здорово! Спрашиваю: зачем нам всем вместе лезть в ту нору? Разве мало того, что я там побывал, видел подземельника, запомнил фигуру, походку, костюм? Теперь давайте рассудим: может ли он все время в шахте находиться? Разве ему не нужно пополнить запасы провизии, воды? Вот мы и найдем удобное местечко, аккуратненько проследим за ним.
Костик шморгнул носом и сказал облегченно:
– Принято!
– У него не было ни малейшего желания лазить в штрек…
Дед Митрофан, закончив возиться с «Нырком», позвал ребят, усадил всех за стол и принялся угощать пахучей гречневой кашей с подсолнечным маслом, а потом еще налил по доброй чашке молока.
– Привык я к вам, босоногие,- говорил он, отрезая каждому по скибке хлеба,- даже расставаться не хочется. Но, ребятушки, осень не за горами, нужно вам в школу собираться. Председатель колхоза из Привольного Скрипка говорил, что на этот счет все уже уладил. Колхоз крепчает, что ему стоит обуть вас, одеть, по квартирам распределить? Для сирот войны у нас в любой хате найдется тепленькое место. Что ж, буду навещать вас по дружбе: сомят, линей, рыбцов приносить. Было время, речка наша Донец большими рыбцами славилась…
– Почему, дедушка,- спросила Анка, уплетая кашу и жмурясь от удовольствия,- нам все время добрые люди встречаются? Кто мы вам, или Василию Ивановичу, или профессору Морозу, или дяденьке Михею, или тому же Скрипке? Мы как будто совсем чужие, но, смотрите, стол - как у царей!
Дед бережно потрепал ее кудряшки:
– Ну, положим, у царей похуже.
Анка сияла синими глазами:
– Правда, дедушка?
– Ну, конечно. Царь сам все лопал, да еще и боялся, чтобы его не отравили. А у нас как? Буханочка хлеба нашлась - и мы ее по-честному, поровну. При этом без всяко-го опасения. Котелок каши объявился - опять же по-честному, поровну. И опять без опаски. Радость ли, беда ли случится - тоже по-честному, поровну. Что нам таиться или хитрить?
И хоть Митрофан Макарыч говорил вполне серьезно, они рассмеялись и дружно приналегли на кашу.
– Л вы, дедушка Митрофан, видели его… Бешеного Ганса?
– спросил вдруг Костя.
Митрофан уронил ложку:
– Лучше бы того барбоса не вспоминать… Сколько людям несчастья принес, гад!..
Он надолго умолк, а потом отодвинул тарелку, заговорил тихо:
– И до чего же был глуп, чурбан заезжий! Он, видите ли, верил, что тут ему хозяйничать без срока: имение завел, стражу выставил, на старинном фаэтоне разъезжал. Пара вороных, сбруя вся в цацках, кучер - бывший дьякон - с бородищей до колен. Как, бывало, гаркнет - голос что тебе медная труба. Людей будто метлой с улицы выметало. Страх вполне понятный: сама лютая смерть в том старинном фаэтоне ездила…