Легенда о черном алмазе

Северов Петр Федорович

Костик подхватил из машины ведро и клочок ветоши и повел Гнедого к недалекой кринице. Там он напоил коня, удивляясь, как долго и жадно тот пил студеную воду, оставляя на внутреннем овале оцинкованного ведра легкий туман своего дыхания.

Потом Костя намочил ком ветоши н принялся вытирать Гнедому грудь, спину и забрызганный чем-то черным бок. Наверное, подумал паренек, на берегу реки рысак попал на заиленную часть отмели. Но, присмотревшись к ветоши, понял, что стер не брызги ила - кровь.

У землянки расслышали его взволнованный голос: «А ведь Гнедой ранен!» - и бросились к кринице.

Осторожно поглаживая шелковистый, влажный бок Гнедого, Василий Иванович

сказал:

–  Пожалуй, эти царапины - следы волчьих когтей.

Мороз усмехнулся недоверчиво:

–  Волки? И это в районе, где города и поселки сдвинулись вплотную? Где же им прятаться здесь, волкам-то?

Костик вставил и свое словцо:

–  А может, Гнедой налетел на колючую проволоку? Вон сколько фашист разбросал ее но берегу реки.- И тут же растерянно спросил: -Только где же Старшой?.. Где Емелька?

Василий Иванович тронул его за плечо:

–  По кривой дороге вперед не видать. Топает сюда пешочком товарищ Емельян да пожуривает норовистую лошадку. Случаются ведь разлады между всадником и конем…

И лишь Гнедой знал суровую правду о цепких когтях волков, о том, как, стряхнув со спины матерого зверюгу, размозжил он кованым копытом клыкастую морду, а дружная свора пыталась окружить его и загнать в кустарник. Но Гнедой умел брать барьеры - и пронесся, как птица, над зарослями терновника, выскочил па большак…

После того, как доктор из экспедиции Мороза осмотрел рану Михея Степановича, снова промыл ее и, наложив салфетку с мазью Вишневского, аккуратно забинтовал, здесь же, у землянки, состоялся краткий совет. Было решено не беспокоить раненого переездом в городскую больницу, да и сам он просил оставить его в землянке: теперь у него была хорошая постель, доставленная доктором из экспедиции, запас продуктов, необходимые лекарства.

–  Верно,- согласился профессор Мороз,- я и сам предпочел бы больничной койке этот свежий воздух, настоянный на полевых цветах, чистейшую воду из Старой криницы и общество ваших юных друзей.

Хозяйственный Костя уже принялся собирать сухие ветки и сучья - для вечернего костра. Он говорил, будто оправдываясь:

–  Ночью, когда горит огонек, веселее. Сейчас мы с Кудряшкой пойдем на опушку леса и принесем хвороста.

Парень в тельняшке весело откликнулся от полуторки:

–  Зачем же, приятель, носить, если можно возить? Садитесь, ребята, в машину, и весь сухой хворост - наш!

Среди мешков и ящиков, доставленных полуторкой, Василий Иванович присмотрел довольно большой лоскут брезента и, спросив разрешения у Мороза, раскинул его на траве, улегся, с хрустом повел могучими руками.

–  Интересуюсь, товарищ геолог,- обратился он к Михею Степановичу,- не снятся ли вам пласты пород до самых потаенных глубин? Подземные ручьи, пещеры, золотые россыпи, озера нефти…

Верзин мечтательно улыбнулся:

–  Бывает, что и такое снится. А главное, скорее бы добраться до глубин, увидеть их насквозь… Вы говорите: золото. Нет, мне оно не снится. Но когда вблизи станции Карань я нашел розовые граниты - обрадовался им, как иной золоту… Сколько новых зданий в послевоенных отстроенных городах мы украсим этим чудесным камнем! А на речке Мокрая Волноваха я обнаружил базальты и диабазы - породы, пригодные для каменного литья. О, для меня это было большим праздником! Трубы из камня не разъедают никакие кислоты, а значит, для нашей химической промышленности это очень ценная находка.

Лейтенант Бочка вскинулся, сел.

–  Вы сказали: скорее бы добраться до глубин? А ведь и розовый гранит, и базальт ждали вас многие тысячелетия. И никуда не денутся - будут ждать. У меня

же это понятие - «скоро» - условие решающее. Если я вовремя не остановлю злодея - он совершит преступление. Но как его остановишь, если он - невидимка?.. Знаю, он где-то близко, вот и на вас напал, и след на Высоком кургане оставил… Где он, кто он? Все время факты перебираю, сравниваю, отбрасываю, дополняю, но ясной картины не получается. Иной раз даже какой-нибудь пустяк представляется многозначительным, и я ломаю голову над ним, как над ребусом. Хотите пример? Пожалуйста. Вы, наверное, видели на деревьях, на пнях две буквы «Ч. А.», ножом вырезанные? Попадаются и выжженные железом. За буквами следует цифра и стрелка. Цифры - самые разные, а что они значат и куда указывает стрелка? Спрашивал у лесников, у таксаторов - ответа не получил. Однако нет сомнения: кто-то когда-то теми буквами н цифрами что-то обозначил…

–  Я, конечно, встречал эти буквы и цифры,- негромко произнес Верзин.

Василии Иванович привстал на колено:

–  И можете объяснить?

Геолог, помолчав, отозвался спокойно:

–  Могу.

В ту же секунду лейтенант вскочил на ноги:

–  Сделайте милость, Мнхей Степанович!.. Будь он неладен, этот ребус!

Поудобнее устраиваясь в своей постели, Верзин взглянул на профессора Мороза, будто приглашая его к беседе.

–  Возможно, вы слышали такую фамилию - Васильев? Да, Иннокентий Васильев, геолог. До войны он жил в Артемовске, в Горловке, в Амвросиевке. Это он открыл в Донбассе фосфориты но речкам Большой и Малый Несветай, Аюте, Кагальчик, на горе Кременец и вблизи Изюма. За ним числилось немало и других открытий, но главное из них он засекретил, и у него были на то причины.

–  Минутку,- заметил профессор Мороз.- Геолог Иннокентий Васильев, насколько мне известно, погиб?

Михей Степанович устало прикрыл веки.

–  Да, он погиб от фашистской пули, но не раскрыл своего секрета. Дело в том, что по стечению обстоятельств геолог Васильев остался на оккупированной территории. Он не прекратил своих поисковых работ. Этот человек был наивен, как ребенок, хотя пользовался большим уважением как умный и опытный специалист. Он почему-то был уверен, что оккупанты не помешают его настойчивым геологическим изысканиям. Его схватили за Переездной, когда он рылся в береговом откосе Донца. Дальнейшее мне известно от молодого партизана, которому посчастливилось бежать из тюрьмы гестапо в Лисичанске. Он познакомился с геологом Васильевым в камере. Допрашивал их Бешеный Ганс, часто одновременно вызывал на допрос. Васильеву он задавал только один вопрос: где камень?.. И, казалось, не слышал ответа - жевал конфету и снова повторял: где камень?.. Сумасброд и мучитель, он мог, щерясь во весь рот, предложить конфетку и заключенному, но тут же ударить его наотмашь но лицу… Коварный и злобный тип, он не расставался с какими-то двумя книжонками, которые постоянно таскал в планшете и зачастую рассеянно листал. Партизан говорил, что в тех книжках мелькали красивые цветные рисунки камней. Наверное, драгоценных… Он, Бешеный, и повинен в гибели геолога Васильева.

Верзин взял флягу, отхлебнул воды:

–  Слышал я, что Бешеный Ганс убит под Волчеяровкой. И что взял его на мушку наш земляк, шахтер и отличный снайпер Данила Гром… Там, под сгоревшим домом, Бешеный якобы и зарыт. Он сначала отстреливался, но дом, в котором его застигли наши, загорелся, и Ганс пытался выпрыгнуть в окно. В раме окна пуля его и припечатала.

–  Молодец Данила Гром!..- не удержался и похвалил Бочка.- А все же, Степаныч, что это за надписи: «Ч. А.», «И. В.», цифры,стрелки?