Легенда о флаге
Шрифт:
Задержи свой взгляд на таком месте в лесу идущий мимо! Запомни: это окоп сорок первого года. Может быть, в этом самом окопе, мимо которого так равнодушно хотел пройти ты, стоял, прислонясь грудью к холодной осенней земле, твой дед или отец, или твой школьный учитель. Может быть, на усеянное стреляными гильзами дно этого окопа, которое теперь уже давно закрыла трава, может быть, именно на эту землю пролилась кровь твоего отца или деда. Не тут ли таится разгадка слов «пропал без вести», что написаны в давнем, пожелтевшем от времени штабном
Но если твой дед или отец воевали совсем в других местах, если никто из твоих близких не погиб на войне или даже вовсе не был на фронте — все равно остановись и хоть минуту подумай о тех, кто отдал свою жизнь за тебя, за то, чтобы ты мог ходить по мирной зеленой земле. Остановись и подумай: право, они заслужили эту минуту, минуту твоего раздумья. Не пройди равнодушно мимо старого окопа, где бы ни встретил ты его…
В том лесу под Борисполем во второй половине сентября сорок первого, когда немцы спешили намертво замкнуть кольцо вокруг Киева, несколько суток шли жестокие бои. Здесь в окопах, наспех вырытых меж сосен в рыхлом песке, насмерть стояли рука об руку солдаты частей Юго-Западного фронта и матросы-днепровцы. Но силы были неравны. Окружение завершилось.
В этих отчаянных боях, когда отступать было уже некуда, пополнить боезапас неоткуда, в составе флотского батальона вместе со своими товарищами по кораблю сражались и уже знакомые нам три друга — Иванов, Трында и Ерикеев.
В полуночный час, когда на какое-то время угомонился враг и в лесу легла непрочная фронтовая тишина, они собрались все вместе, сели рядом, прислонясь спинами к сыпучей стенке неглубокого, наспех вырытого окопа. Только что объявили приказ: сегодня ночью — на прорыв. По команде подняться бесшумно, идти на сближение с противником без выстрела. Если немцы обнаружат, откроют огонь — броском вперед смять их, отрываться, уходить дальше. Час назад в окоп зашел капитан-лейтенант Лысенко, чтобы сказать все это. Под конец он добавил:
— Может случиться — при прорыве кое-кто потеряет друг друга. Так знайте задачу: соединиться со своими. Придется еще раз пробираться через фронт. Запомните: выходить на Харьков. Наш флаг пойдет с нами. Он у меня. Верю, друзья, мы еще подымем его на новом корабле, снова пойдем под ним в бой, на запад!
Сейчас между тремя друзьями шел вполголоса серьезный разговор.
— Условимся так, — начал Иванов. — Если что случится с кем…
— А ты не предсказывай! — перебил Трында горячась.
— Если б от моих предсказаний зависело…
— Адрес надо! — кратко, как всегда, высказался Ерикеев, поняв мысль Иванова. — Один другому. Чтобы домой написать.
— И так знаем! — отмахнулся Трында. — Не первый день вместе.
Но Иванов поддержал Ерикеева:
— Повторим — получше запомним. Давай, Василь!
— Да что? — Голос Трынды дрогнул. — К нам почта не ходит. Знаете ж — под немцем наша местность…
— Не на век. Твоим, Василь, писать:
— Правильно.
— А твоим, Мансур? В Шамордан-район…
— Колхоз «Красная заря».
— Вань, а кому, если насчет тебя? — спросил Трында.
— Кому? — призадумался Иванов. — Сами знаете — в детдоме жил да в общежитиях… Родных нет.
— Все равно давай! — потребовал Ерикеев. — Куда писать? На производство, комитет комсомола. Якши?
— Якши, — согласился Иванов. — В таком случае — адрес простой: Златоуст, металлозавод, второй инструментальный цех. Или нет! Лучше — Алапаеву.
— Кто это? Секретарь комсомола?
— Нет, Мансур. Это мастер наш, Павел Иваныч. Как отец мне. Разве я вам не рассказывал?
Адреса повторены. Не забудутся.
Оставалось ждать.
Молчали. Каждый ушел мыслями в свое. Иванов ощупал карман бушлата: удобно ли достать единственную гранату, что еще осталась? Проверил, под рукой ли две обоймы, последние… Еще одна в карабине.
По-прежнему вокруг в лесу, в котором целый день металось гулкое эхо стрельбы, лежала тишина. Она не успокаивала — настораживала. Где-то вдалеке изредка невнятно тукали редкие выстрелы.
— По местам! — прошелестела по окопу переданная шепотом команда. — Приготовиться!
Без слов взяли карабины, поднялись…
Иванов шепнул:
— Помните, други: в кучу не сбиваться, друг от друга не теряться. Напоремся на фрицев — брать на «полундру»!
Осторожно, чтобы не зашуршал осыпающийся песок, не хрустнула под ногой сбитая осколками ветка, Иванов выбрался из окопа. Рядом чуть слышно шелестела трава под ногами товарищей. В лесной темноте друзья не были видны ему. Но он чувствовал их. Справа медлительно, выбирая каждый шаг, ступает Мансур. Слева — торопясь, иногда запинаясь, нетерпеливый Василь.
— Ложись! — шепотом передана команда откуда-то справа.
Долго лежали на прохладной пружинистой хвое, держа карабины наизготовку.
Вокруг по-прежнему было тихо и темно. Только где-то слева полыхнул в вышине желтоватый свет ракеты и, медленно опадая, процеженный сквозь кроны сосен, погас. Он совсем не проник под деревья; внизу ни на секунду не стало светлее.
Снова, передаваемая вполголоса, пришла команда:
— Встать! Вперед!
…Сколько прошли уже?
— Может, немцев впереди и нет? — шепотом спросил Василь.
Иванов не успел ответить.
Ха-ха-ха-ха-ха!.. — оглушил бешено торопливый дьявольский смех пулемета. В ритм ему впереди, в кустах, затрясся крохотный, словно сдавливаемый тьмой, комок тусклого багрового пламени, высветив снизу ствол сосны, край разлапистой елочки.
— Полундра! Полундра!.. — загремело, заглушая яростный клекот пулемета. Но впереди продолжало пульсировать его пламя, словно непрерывно моргал налитый кровью глаз.
Гулкий хлопок. Искры взлетели в черную тьму. Чья граната взорвалась возле пулемета?