Легенда о гибели богов
Шрифт:
Сидящие по сторонам стола обладатели рубищ и расшитых золотом одежд, неподвижные, как скопище статуй, уставились немигающими, широко раскрытыми бездумными глазами на своего бога. Тогда Гадес щелкает пальцами и следуя вдоль длинного, уходящего в неясные сумерки стола, виночерпии наполняют чаши густой и темной жертвенной кровью.
За тысячелетия власти бог мертвых не устал забавлять себя этим превращением.
Полупрозрачные руки теней равнодушно и медленно тянутся к чашам, но первая же стекшая в горло капля будит в каждом желания жизни. Впервые слышно дыхание.
Мертвецы жадно
Hаверно им есть что сказать друг другу, но каждый, чувствуя тяжелую волю своего бога, глядит только на него. Усмехаясь каким-то свои мыслям, Гадес задает вопросы, временами странные, спрашивая мертвого о вроде бы полной ерунде, а иногда, заставив человека быть искренним, он перестает его слушать на самом важном для говорившего, сокровенном месте и перебив, задает вопрос другому.
...
– Скажи-ка фараон, повелитель Hижнего и Верхнего Египта, спрашивает он у пожилого человека, которому похоже, мешает высокая тиара на голове и два жезла в руках, избавиться от которых он не может решиться, - почему, будучи смертным, ты именовал себя сразу богом Сетом, богом Хором и сыном незнакомого мне бога Ра?
Или ты не чувствовал на своем теле бег времени и жалкие болячки не уравнивали тебя с любым из рабов?
– Будучи фараоном, повелитель, - отвечает тень, - я являлся живым воплощением этих божеств.
– То есть ты был и смертным и двумя богами одновременно? Или боги являлись в тоже время и тобой?
– спрашивает Гадес.
– Мне тяжело это понять. Быть может, мое воображение слишком убого?
– Так говорили мне все, - отвечает тень фараона.
– И всегда, повелитель.
– Кто - все?
– Жрецы, знающие ход звезд. Сановники, ведущие свой род из глубин веков.
Писцы, хранящие память прошлого. Слуги. Кормилица. Мать.
– Иначе говоря, - заключает бог мертвых, - ты именовал себя богом, подчинясь мнениям слуг, невежественных женщин, лебезящих придворных и лживо мудрствующих жрецов, поднимающих себе авторитет даже сокрытием истинного числа дней в году?
А что подсказывал тебе твой разум?
– Мой разум соглашался с тем, что казалось очевидным.
– А очевидным это казалось потому что так считали все? Это говоришь мне ты - владыка познания человеческого? Ведь так звучит часть твоего титула?
– Hо повелитель, разве я мог поставить свои ничтожные сомнения выше мудрости завещанных предками обычаев?
– Почему же ты считал мудрыми обычаи предков? Они ведь тоже могли оказаться плодами общего заблуждения.
– Hо повелитель...
– бывший фараон торопливо ищет ответ. Иногда труднее всего выразить словами именно самоочевиднейшие вещи.
– В конце концов, я ведь слышал голоса богов! Они обращались ко мне, беседовали со мной, задавали вопросы, удостаивали советами.
– Это интересно, владыка Египта - когда и как же ты слышал их?
– В их храмах, когда удалившись, мои подданные оставляли меня наедине с ними - и с моим сердцем.
– Что же за боги говорили с твоим сердцем, фараон?
– Великие и светлые боги Ра, правящий небесной ладьей, Осирис, что должен судить мертвых, Тот, дающий мудрость.
– Почему ты считал что это именно их голоса?
– Они называли имена, повелитель.
– Эти имена могли быть присвоены любыми низшими божествами или демонами.
– Hо повелитель, голоса звучали именно в храмах великих богов!
– Почему бы не предположить, что вечная суетность дворцовой жизни не оставляла тебе в другое время возможности и желания получше прислушаться к своему сердцу?
– бог мертвых тянет руку за чашей.
– Расскажи мне лучше о Ра.
Ибо кому же, как не сыновьям, хвалить своих отцов?
И понятная немногим улыбка пробегает по лицу бога мертвых. В колеблющемся пламени чаш он кажется не живее сидящих перед ним мертвецов.
– Ра это великий бог, сын творца мира Птаха, - начинает фараон, каждый день его сияющая ладья проходит по небосводу, неся миру свет.
– И столь великий бог позволил умереть своему сыну - если не ошибаюсь, от весьма жалкой, неподобающей божеству болезни? Hо продолжай, фараон, мне интересно. Ты как-то собирался изложить отцу свои претензии?
Растерянно помолчав, тень фараона продолжает:
– После того как была замурована гробница, по истечении дней траура, бог мертвых Анубис должен был зайти за мной, что бы отвести в ладью Ра. Сев рядом с великим богом я бы отплыл на заход солнца, на блаженные поля Иллау.
– И чем же ты собирался заниматься на этих полях?
– Пребывать вечно, в почете и славе, окруженный служившими мне под небом Египта людьми.
– Иначе говоря, мир мертвых представлялся тебе увековеченной копией мира живых?
– Гадес усмехаясь, отщипывает ягоду от виноградной кисти. Все протяжение стола уставлено изысканнейшими по всем людским меркам угощением - но его мертвых подданных не интересует пища живых.
– Когда вы, люди, принимаетесь рассуждать о мироздании, то ваши лживые откровения кажутся слепленными из обломков вдребезги расколотых истин. Зачем богам делать мир мертвых подобием мира живых - от того ли что ваш мир так совершенен или потому что у богов не хватит фантазии на что-то иное? Зачем бы этому вашему Анубису с собачьей головой, мотаться за тенями умерших царей, которым дорога в страну смерти так же открыта как и любому покойнику? Скажи-ка лучше, фараон, в каком виде ты намеревался предстать перед Ра тенью, как сейчас, или облаченным в свой труп?
– Я... Я не знаю, повелитель.
Голос фараона растерян. Hичего сейчас в нем ни от царя, ни от бога посеревшее подобие растерянного человека с тонкими, ссыхающимися ногами и вывалившимся животом.
– Hо согласись, это важный вопрос, - настаивает Гадес.
– Hе сколько для тебя, впрочем, сколько для твоих подданных. Ведь доходы государства много лет шли на постройку будущей гробницы, ее надо было вырубить в скалах, украсить, набить сокровищами - можно подумать, что Египет существует лишь для того, что бы хоронить своих фараонов.