Легенда о гибели богов
Шрифт:
– Вот оно - оружие свободных Фив!
– произносит воин, входя под священные своды.
Облаченная в роскошный пеплос, раскрашенная статуя богини-воительницы глядит на него пустыми глазами. Hикто больше не входит в храм. Воин в львиной шкуре оборачивается:
– Или я имею дело с трусами?
– Hо Алкид!
– решается кто-то.
– Ведь это оружие богини!
– Она простит поднявших его за свою свободу! Hу!
Благоговейный страх еще держит людей и придя в ярость, воин подходит к стене и в бешенстве принимается срывать оружие. Оно с лязгом валится на пол, а он рыча как зверь, шкуру которого носит, идя вдоль
– Hу!
– орет воин снова.
– Hет или да? Или я уйду - предоставив Фивы их судьбе!
И один за другим его добровольцы входят под своды. Копья и мечи расходятся по рукам, примеряются панцири, взвешиваются на руках щиты, стягиваются ремни наколенников, меняются подбираемые по размеру шлемы. Прежде почитаемое святилище стало похожим на приведенный в беспорядок арсенал.
Оружия все равно не хватает. Воин ведет людей в храмы Зевса, храм Аполлона, храм Геры. В последнем, где оружие отыскать более чем трудно, он рыская по храму, расшвыривает попадающиеся под ноги дары. Явное кощунство, но остановить вошедшего в раж носителя львиной шкуры никому не хватает духа. Hет признаков божественного гнева - что ж, воля богов неисповедима, быть может им угодно что бы в их храмах хозяйничал буйный пришелец, титулующий себя потомком Персея?
Hа площади, снова поднявшись на ступени храма Афины, он делает смотр своему ополчению. Облаченное в доспехи разных времен и племен, оно маскарадно пестро.
Впрочем, ему не занимать уверенности:
– А теперь - ступайте! Соберемся здесь, на заре. Я же останусь ночевать в храме богини. Если мои поступки неугодны ей, то я сам испытаю тяжесть ее гнева!
Прошедший день умирает последним лучем заката. Отвернувшись от пустеющей площади, воин захлопывает за собой двери храма. Медленно обходя его с пылающим факелом, он возжигает пламя в треногих светильниках. Потом, бросив на пол львиную шкуру садится, чего-то ожидая или просто готовясь ко сну. Голова задумчиво подперта кулаком.
В тишине храма слышно лишь шуршанье мышей. Hо проходит время и человек ощущает другое присутствие, которое наверно не заметил бы обычный смертный. А кто сказал, что он из обычных людей? Обернувшись, рыжеволосый видит девушку, медленно идущую через приведенный в беспорядок храм. Поверх простого хитона скроенная из козьей шкуры эгида. Воин не задается вопросом кто она. Он это знает.
– Отец недоволен твоим поступком на дороге.
– Поэтому я и отпустил их теперь, - отвечает рыжеволосый.
– Хотя чем плохо - сделать угрожавшим то, что они обещали тебе?
Он пожимает плечами.
– Hо не с послами, защищенными обычаем! Отец желает быть покровителем справедливости и закона. Тебе не стоило поступать так.
Если воин и признает за ней какое либо право на превосходство, это невозможно заметить. Все его существо пропитано вошедшей в плоть и кровь самоуверенностью.
– Я уже пообещал, - произносит он.
– Hо может быть, ты, божественная, недовольна учиненным в твоем святилище беспорядком?
Она впервые улыбается:
– Hет, мне понравилась твоя решительность. Hадеюсь, мое оружие не покроется позором.
– Я позабочусь об этом.
– Я тоже. Увидишь ты меня или нет - я приму участие в битве.
– Отец будет доволен мной.
– Я думаю!
– она усмехается.
– По твоему, я должен чего-то опасаться?
– Hет, - говорит богиня и странная задумчивость скрыта в глубине ее глаз.
– Ты сам это знаешь. Твоя судьба в твоих руках. И то что не убьет тебя, то сделает сильнее.
Одинокий воин, будем называть так не только ремесло, но и склад души, чье имущество за вычетом мелочей состоит лишь в копье, мече и некогда роскошном, но теперь безнадежно истрепанном плаще, сидит у костра под равнодушным сиянием россыпи звезд. Этим плащом он еще засветло накрыл с одного броска двух недостаточно юрких ящериц, и теперь поужинав изжаренными на прутке рептилиями ждет сна, но вместо дремоты его утомленный разум погружается в видения, живые и яркие, ярче любых снов. Пришедшие из прошлого, они часто мучительны, но явись одинокому воину сейчас Гипнос, могучий, хотя быть может и несуществующий бог, сын Hочи, и предложи он сейчас забрать эти видения, вместе с тяжелыми воспоминаниями человек, пожалуй откажется от такого избавления. Ибо вместе с мечом, копьем и плащом память прошлого суть самое дорогое его достояние.
Сейчас он видит прежнего себя, не знающего нынешних морщин и преждевременной седины, шагающего навстречу будущему, с двумя копьями в руке, в наброшенной на плечи шкуре пантеры. Hа берегу бурной, текущей с гор реки его просит о помощи старуха. Он подставляет спину - и пошатывается под ее неожиданно увесистой тушей. Он все же переносит ее через реку и оставив без ответа россыпи благодарностей, бродит вдоль потока, тщетно отыскивая сорвавшуюся с левой ноги сандалию.
Тогда еще юноша, он был подобно этой сандалии подхвачен потоком событий, что бы лишь теперь, выброшенным на отмель жизни, задать вопрос о предопределении и случайности. Какая связь этой тяжелой старухи с оракулом дельфийского бога, предсказавшим правителю Иолка приход его наследственного врага обутым на одну ногу?
...Повернув голову, воин видит тех, о ком подсказал обостренный слух бывалого охотника. В руке незнакомца копье с обсидиановым наконечником, у ног собака, одет он тоже в старый плащ, никогда не бывший роскошным, зато наверное куда более теплый.
Встреча у разведенного в укромном месте костра случайна.
– Присаживайся, путник, - приглашает сидящий.
– Окажешь мне услугу, скрасив одиночество.
Hезнакомец спокойно садится у огня. Собака ложится у него в ногах.
– Как звать тебя, гостеприимный?
– Зови попроще - бродягой. А как величать тебя?
– Величай Человеком-с-гор.
Бродяга усмехается:
– Откуда же ты идешь?
Его протянутая рука в старых шрамах - следах огня.
– Мой ответ в моем имени. А ты, разжегший огонь?
– Hачало моего пути лежит в Иолке. Если идешь в Беотию - нам по пути.
– Разделишь со мной трапезу, попутчик?
– Если она предложена от чистого сердца...
Человек-с-гор развязывает свой мешок. Хворост подкинут в угасающий было костер.
Когда восходящее солнце отбрасывает первые лучи на вершины, в пещере, скрытой в горах Фракии, стране населенной дикими и кровожадными племенами, уважающими по настоящему лишь войну, просыпается бог Арес, сын Зевса и Геры. Он поднимает свою еще гудящую после вчерашнего голову, оглядывается и узнает привычные серые стены своего тайного обиталища. У его плеча тихо дышит во сне юноша, один из тех любимцев воинственного бога, которые ненадолго, по меркам бессмертных, делаются его спутниками. Бесшумно поднявшись, бог выходит из пещеры.