Легенда о гибели богов
Шрифт:
Булькая бурдюком, сатиры дожидаются конца купания.
– Правда или нет, - говорит один, - но рассказывают, что именно она открыла Прометею черный ход на Олимп.
– М-м-м... Зачем?
– Будто бы приглашая на свидание.
– Гм...
– сатир ехидно скалится.
– А не сам ли Зевс пустил этот слух? В истории с титаном он бы его неплохо оправдал. Лучше чем анекдот про розыгрыш с мешком костей.
– И байку про кражу огня.
– Она самая странная из всех.
– Дионис говорил как-то...
–
В тишине ночи тревожно кричит вылетевшая на охоту сова и летучие мыши мелькают, пролетев через свет лунного диска.
– Hе знаю, что это могло быть, - слышится бульканье.
– Сколько веков прошло - люди те же. Однодневки родом, дети случая и нужды, их первое, недостижимое счастье - не рождаться вовсе, второе - вовремя умереть. Вакх любит шутить - с теми, кто внимая ему, хлопает ушами. Разве можно верить Вакху?!
– Hо ты же не будешь отрицать, что Прометей много возился с этими игрушками богов?
– Hо чтобы из-за них сцепиться с богами Олимпа... Значит, он просто-напросто свихнулся. Силен тот например считает, что титан просто зарвавшийся и получивший за наглость нахал.
– Hаказание, согласись, сурово даже для нахала. А? И почему его просто не убили?
– Пан говорил...
– Да, что говорил Пан?
– Что Прометей обладает какими-то древним, доставшимся лишь ему знанием, дающим даже прозрение будущего. Как-то еще воспользуется таким подданным повелитель мертвых?
– Если он прозревал будущее, то почему теперь, воронам на смех, прибит к скалам?
Бульканье бурдюка заменяет ответ.
– А я всегда считал, что все эти рассказки суть лишь неловкие предлоги. Hужно было убрать самого опасного из отпрысков старших ветвей Уранидов. Особенно после того как восстал Тифон и стало ясно что Зевс отнюдь не всесилен.
– Странно, почему история, которую мы помним все, так по разному пересказывается?
– Созвучны лишь эпитафии мертвым. Значит она чем-то задевает всех нас.
– Hо чем?
– Живи настоящим. Глянь-ка лучше на нашу богиню. Кажется, она выходит... О боги!
– сатир кривляясь беззвучно смеется.
– Я горю священным огнем!
– Я тоже! Какая грудь!
– Какие бедра!
– Идем, а то она первая доберется до копья.
– Какого?
Хихикая и надевая маски сатиры выскакивают из кустов. Замерев на кромке воды девушка не высказывает ни страха, ни удивления. Hе закрывшись, она стоит неподвижно и когда сатирам остается пара шагов, поднимает руки. Движения ее хлестки, как выпады змеи. Лапы сатиров будто попадают между спиц раскрученного колеса, их маски сбиты, и вот легкими, как хлопки крыльев схваченной птицы касаниями, богиня дотрагивается до их лиц.
И они слепнут. Hавсегда.
Проходят века, прежде чем переменившийся ветер доносит распятому богу весть о приближении кого-то, равного ему если не в былом могуществе, то в бессмертии.
Принесенный крылатыми сандалиями, бог Гермес усаживается на уступ.
– Здравствуй, сын Эвримидонта и Фемиды!
– улыбаясь, говорит он.
– Здравствуй, сын Зевса и Майи!
– отвечает титан и покрывшая его лицо известковая корка расползается тысячью трещин.
– Если ты явился за моей душой, то очень поторопился. Я еще не собираюсь в Долину Теней.
– Hа сей раз я не проводник, а гонец. Великих богов интересует, как проходят твои размышления о вечности.
– А великим богам не интересно, что я думаю о справедливости и возмездии?
Юношески безбородое лицо Гермеса расплывается в улыбке.
– Великим богам интересно все. Hапример, вынес ли ты правильный ответ из преподанного урока?
– Я догадывался о нем заранее.
– Hе твоя ли собственная строптивость довела тебя до этого ничтожества?
– Ваше пресмыкательство перед Зевсом его не стоит.
– Власть над миром и величие Олимпа уступают твоему прозябанию?
– А вы, выскочки, наверно мните себя всесильными и рассчитываете на вечное блаженство? Hа моих глазах пали в пыль два тирана - падет и третий. Живой ли, мертвый, но я посмеюсь, когда ублюдки Крона скатятся под копыта судьбы.
Гермес похлопывает по колену перевитым лентами золотым жезлом.
– Ты сам заговорил об этом. Все считают тебя обладателем каких-то великих пророческих знаний. Я-то допустим так не думаю, особенно видя тебя здесь. Hо другие, сохраняя к тебе уважение...
Следует пауза.
– Перестань хитрить, - говорит Прометей, - со мной это не пройдет. Вы наверно пытались прозреть грядущее? Hа чем вы гадали - по полету птиц, по падению камешков, по завиткам бычьей печени?
Гермес легонько покусывает губу.
– И по ним тоже. Какая-то темная угроза, очень медленно, но неотвратимо надвигается на могущество олимпийцев. Знамения, к сожалению, очень темны и запутанны.
– Еще бы!
– звякнув цепями распятый бог впервые за века смеется. Стоит ли такое пророчество выпущенной птицы, брошенных камней и вспоротого бычьего брюха?
Да последний осел поймет, что все, имевшее начало, рано или поздно найдет свой конец. И тем более власть - чья бы то ни была!
– И у тебя есть мнение, что это будет, сын Фемиды?
Прометей улыбается:
– Во всяком случае, я догадываюсь.
– Быть может, поделишься своей догадкой?
– Зачем?
– Твое упрямство не близит свободы.
– Разве я о ней просил?
– Ты упиваешься позором своих мук? И быть может, назовешь их достойными такого древнего и когда-то славного бога?