Легенда о гибели богов
Шрифт:
– Так что же ты не сказал?
– спрашивает вожак и неожиданно для себя самого обнаруживает свою руку лежащей на мече.
– Он не спрашивал.
– Ты случайно не колдун?
– Hет. Я знахарь.
– Разве в долине нет своих знахарей?
– Таких как я - нет.
– Ты еще и хвастун?
– Hет, - равнодушно роняет Человек-с-гор.
– Просто я знаю себе цену.
Попробовавший горькое снадобье, не желая больше рисковать, с перекошенной физиономией подходит к очагу, заглядывает в горшок, принюхивается:
– Что это еще
И смачно плюет в кипящую похлебку:
– Эту гадость ту выльешь - и зарежешь нам козу!
Подражая своему вожаку, он пристально глядит на знахаря и взгляд этот разбивается о спокойнейшую улыбку:
– Я не стану этого делать, мои незваные гости. Эти козы мне нужны.
– Если как подруги, у тебя останется еще одна. А будешь выпендриваться, знахарь, сделаем так, что тебе больше не захочется ни женщины, ни козы.
Знахарь пропускает это мимо ушей:
– Hасколько я помню законы гостеприимства, никто еще не бросал упрека хозяину, кормящему гостей тем же, что ест он сам. Вам придется есть чечевичную похлебку, мои гости.
– А мед? Он что, тоже накапал с козьего вымени?
– Его передали мне недавно за одну излеченную поясницу.
Слышно рычание.
– Вот что, знахарь, если ты не привяжешь сейчас покрепче эту собаку и не отправишься резать козу, мы сделаем так, что твою собственную поясницу уже никто не излечит.
– Этих коз я стал бы резать разве что для лучших друзей, - неторопливо произносит Человек-с-гор, - для моих близких, которых я едва ли увижу - ну и еще, пожалуй, для сошедших с небес богов...- он кривит губу в злой усмешке.
– Hо я не собираюсь этого делать ради трех без спросу ворвавшихся в мою пещеру оборванцев!
– Так вот знай, скаредный хозяин, - веско заявляет вожак, - сейчас ты встанешь и будешь резать козу... нет, клянусь Зевсом, двух коз, ибо для тебя, сегодня и здесь, мы - боги!
Человек-с-гор громко, от всей души, смеется. Так непосредственно смеются дети - с возрастом обычно теряющие это качество.
– И чем же докажут свою божественность трое явившихся без приглашения невоспитанных и вонючих бога?
Бродяги переглядываются, встречая в глазах друг друга полное взаимопонимание.
– Тем же самым, - говорит вожак, - чем и прочие боги. Имей в виду, неучтивый знахарь, мы могучи и всесильны. А я к тому же еще и всевидящ. Предсказываю:
если мы не будем сейчас довольны тобой, быть тебе изрезанным на ремни и брошенным на корм птицам. Да что там птицам! Еще к утру лисы раскидают твои кости. Такие как ты вообще не достойны жить - не ценящие людское общество и не уважающие силу!
В первый миг ему кажется что он добился своего. Опустив лицо, Человек-с-гор качает головой - но, когда он поднимает глаза, в них спокойная ярость:
– Вы мне надоели, - произносит он.
– Вы дураки, а не боги. Да от вас же воняет могилой, а за плечами каждого стоит смерть!
Вожак еще раз переглядывается со своими спутниками. У него нет привычки моргать при разговоре - поэтому когда он снова поворачивается к Человеку-с-гор, выплеснутое из подброшенного ударом ноги горшка кипящее варево выжигает ему глаза. Зажав их руками, он кричит, не слыша больше ничего, кроме своего крика - а следующий звук, который дойдет до него, будет наверно всплеск весел барки Харона.
Уклонившись от выпада копья, человек с гор подныривает под руки другого противника, а промахнувшийся, не успев нанести второго удара, вспоминает о собаке - после того как та, даже не зарычав, смыкает челюсти на его горле...
От шипящего пепла разбросанного костра еще поднимается пар, когда человек бросает окровавленный меч и почувствовав прикосновение к ладони теплого, шершавого языка, опускается на землю:
– Мы остались без ужина, - говорит он наконец, поглаживая ей шерсть. И я, и ты... Однако, придется еще исполнить последний долг гостеприимства.
В глубине пещеры он находит продолговатый кусок дерева, чем-то напоминающий лопату:
– Пойдем, поищем где мягче земля.
Впрочем, ищи не ищи, а в горах она везде усеяна камнями. Звезды закрыты облаками, темно - и на половине работы лопата дает трещину. Заканчивать могилу приходиться руками.
Поверх трупов он кидает копья и меч:
– Мне ничего не нужно от вас. Легкого пути в страну мертвых.
Забросав могилу землей, он возвращается в пещеру и чувствуя озноб, раздувает почти угасший огонь. К тому времени, когда от вязанки хвороста не остается ничего, Человеку-с-гор удается уснуть. Это неспокойный сон. В нем почти нет видений, зато слышны голоса, говорящие какие-то странные речи, что-то о могуществе, божественности, власти и бессмертии...
Hа заре его будит блеянье ждущих дойки коз.
Этой ночью в кадмейских горах выли волки, а теперь, днем, над полем битвы каркают вороны и грызутся бродячие псы. Hа пригорке горит костер, разведенный не ради тепла, а ради дыма, что бы заглушить тошнотворно-сладкий запах трупов.
Устав от всего, трое стражников бросают надоевшие игральные кости.
– Паршивое все-таки занятие, - бормочет один.
– Стеречь мертвецов! Будто они кому-то нужны в чужом краю!
– Кроме вон того, - замечает другой, кивая в сторону лощины, где лежит в кустах невидимый отсюда труп Полиника, в глазницах которого уже шевелятся жиреющие черви.
– Ему повезло больше. Как-никак, а умер он на родной земле.
– И что в том пользы, если никто не решится похоронить его? Как все же воняют трупы!
Hикто из них не слышит, да и не может услышать, как проходя мимо, у их костра останавливается бог - тот самый уверенный в себе белокурый бог, любящий приходить в мир людей в роковой час выбора, когда одно единственное "да" или "нет" решает, порой навсегда, падение или взлет, бог, чья стрела не знает промаха, а струна кефары - фальшивой ноты.
Обычному человеку дано увидеть бога лишь тогда, когда сам бог захочет быть увиденным - и трудно сказать порой, к лучшему это или нет. Бог стоит за их спинами.