Легенда о Льюке
Шрифт:
— Готовьте еду, а то брошу вас на съедение акулам!
— Держите румпель прямо, господин Фурмо, а то капитан Чагг заставит вас драить палубу!
— Эй вы! А ну запевай песню, да повеселее, а то хвосты поотрываю!
Гонфф, как полагается, отдал ему честь:
— Капитан Чагг! Я проверил запасы продовольствия и обнаружил, что у нас все кончилось. Нам нужна еда.
Чаггер вдумчиво погладил подбородок, как это обычно делал Мартин, а потом раздраженно замахал своими пухлыми лапками:
— Ну так правьте к берегу и запаситесь
Гонфф посмотрел на Фурмо:
— Нам правда нужна еда.
Командор-землеройка умело вел судно по волнам, напряженно оглядывая берега:
— Будем плыть до вечера, а потом пристанем. Нам всем будет полезно провести ночь на твердой земле. А завтра снарядим экспедицию за едой. Если, конечно, капитан не возражает!
Чаггер как раз повязывал лоб цветной тряпочкой, какие носили землеройки, чтобы выглядеть еще более неотразимым.
— Ну да, я же так и сказал, кажется! А теперь всем — тихо! Капитан Чагг собирается вздремнуть.
К вечеру заметно посвежело. Фурмо налег на румпель, и «Жимолость» легко заскользила к берегу. Спрыгнув на берег, команда держала булинь, ожидая сигнала Фурмо. Тот внимательно смотрел на набегавшие волны и наконец, выбрав самую большую, закричал:
— Давайте, ребятки! Поднимай!
Почти без труда землеройки вытянули лодку на берег, за линию прилива, где ее можно было безбоязненно оставить.
Динни немедленно пошел прогуляться по пляжу, весьма довольный тем, что он снова на земле.
— Юрр! Смотрите-ка, тут старая лодка. А я сначала подумал, что это камень!
Наполовину занесенная песком лодка лежала вверх днищем, должно быть, давным-давно забытая на пустынном берегу. Фолгрим задумчиво проговорил:
— Чья же она была, интересно знать!
Тримп подошла поближе и заглянула в темную пещеру, образовавшуюся под перевернутой лодкой:
— Чья бы ни была, под ней можно отлично переночевать. Надо развести огонь и приготовить ужин из остатков наших припасов. Давайте залезем внутрь. Будет забавно!
И пока разводили огонь ежиха полезла под полуразрушенный корпус лодки. Она проделала все так быстро, что никто даже не успел предостеречь ее.
— Ай!
Она выскочила наружу, как ошпаренная, а за ней вылез огромный краб с красным панцирем и страшно шевелящимися клешнями. Ежиха не пострадала, но краб угрожающе топтался на песке и был готов защищать свое убежище. Вскоре к нему присоединился еще один, такой же огромный и свирепый. Тримп дрожала, как лист, а Чаггер спрятался за ее спину.
Вытащив из костра тлеющую головешку, Гонфф обежал вокруг крабов, последовательно поднося головешку к концам палок. Ракообразные, почуяв неладное, «заметались», семеня и спотыкаясь. Они в страхе косились своими выпуклыми глазами на горящие палки. Мышеплут наступал на них со своим потрескивающим факелом:
— Ну вы, придурки панцирные,
Гонфф погнал их к морю, и крабы своими убогими мозгами наконец сообразили, как им не сгореть заживо. Боком, боком, они поспешно двигались к воде. Гонфф вернулся к друзьям, весело смеясь:
— У этих двоих и на одного ума не наберется!
Все выжидали, пока храбрый Мышеплут, светя себе факелом, проверял, нет ли еще кого-нибудь под перевернутой лодкой.
— Можно заходить! Здесь больше никого нет!
Снаружи стало холодно, пронизывающий ветер гулял по берегу, взвихривая песок. К счастью, путешественникам было где укрыться, они сидели вокруг костра, глядя на веселое пламя, ели вкусный ужин, шутили, болтали. Когда все на минутку примолкли, Тримп вдруг приложила ухо к борту лодки и сказала:
— Слушайте! Ты что-нибудь слышишь, Мартин?
Мартин тоже прислушался:
— Да. Похоже, кто-то стонет. Фурмо положил Динни еще пудинга:
— Может, это ветер?
Но Мартин уже взялся за свой верный меч и настороженно подался вперед:
— Это не ветер. Прислушайтесь!
Все замолчали и явственно различили какие-то жуткие стоны, раздававшиеся снаружи:
— У-у-у-о-о! О-о-о-а-х!
Стоны то затихали, то нарастали над берегом моря в безлунной ночи. Фурмо содрогнулся:
— По-моему, живые так не стонут!
Его замечание настроило всех на мистический лад:
— А может, это духи мертвых?
— Вдруг это призраки давно погибших моряков с этой лодки?
— Говорят, такое бывает на берегу моря, в пустынных местах.
— Я тоже слыхал. Они приходят по ночам на то место, где погибли.
— Урр! Уж лучше бы мы остались в море, в нашей лодке!
— Тише! Я, кажется, разбираю слова!
Действительно, слова вполне можно было разобрать.
У скрывшихся под перевернутой лодкой шерсть встала дыбом, а лапы задрожали. Все придвинулись поближе к огню. И все же нельзя было не услышать эту замогильную песнь, которая становилась то громче, то тише и пелась под аккомпанемент ветра:
Из глубоких морей, гремя костями, Встают мертвецы рядами. Целиком встают и частями И по берегу бродят стадами. Нам вечно бродить по ночам суждено. Никогда не знать нам покоя. И в безлунную ночь, и под полной луной Мы бродим, и стонем, и воем. У-у-у! У-у-у!Тримп вся затрепетала от ужаса. Она крепко прижала к себе дрожавшего как осиновый лист Чаггера. И тут раздался низкий странный звук — снаружи по борту лодки стучали: «Тук, тук, тук». Затем снова послышались жуткие голоса: