Легенда о московском Гавроше
Шрифт:
А события становились все загадочней. Из Замоскворечья в центр потянулись люди. Вначале служащие, мелкие чиновники в пальтишках, подбитых ветром-пешеходом. Потом, обгоняя их, поехали на конях, на санях купцы, лавочники, лабазники в поддевках, в тулупах, в чуйках. А за ними помчались на рысаках, управляемых кучерами, важные господа в шубах.
Куда, зачем гонит их словно метелицей-поземкой?
А в очереди уже гудят:
— Ду-ма! Ду-ма! В Думу идут, едут!
А что им там нужно? Чего они тревожатся? Может быть, слетаются, как
— А ну давай задерживай их! Спросим — чего от народа бегут? — стали покрикивать солдатки, инвалиды войны, угрожая костылями, рабочие, жены да их дети.
— Да что случилось? Надо узнать. Надо в думу идти, — подумал вслух Фивейский. И зашагал.
А за ним и весь хвост потянулся, как за головой. А за первым хвостом и другие хвосты. А вот уже Андрейка с бабушкой, захваченные общим потоком, идут из Замоскворечья в центр.
Взошли на мост через Москву-реку, а поперек его солдатская цепь. Серые шинели, винтовки по-фронтовому с примкнутыми штыками.
— Братцы, родные! Мы же свои, пропустите! Оголодали совсем. Управы на богатеев-лавочников ищем! — бросились к ним инвалиды войны.
— Почему не торгует молоком Чичкин? — подошел к офицеру учитель Фивейский. — Продавать детям молоко его патриотический долг!
— Проходите, проходите, — нехотя разрешил офицер, взглянув на учителя как на сумасшедшего.
Толпа уплотнилась между Манежем и решеткой Александровского сада. И здесь тоже были ряды солдат и блеск штыков. У Андрейки сердце забилось в предчувствии опасности. Он весь встрепенулся, когда мальчишки, набежавшие сверху по Большой Никитской улице, вдруг засвистели, заорали: «Тю, тю! Ряженые-переряженые!»
Оглядев придирчиво солдат, Андрейка увидел толстые морды, а под шинелями сапоги жандармского фасона. Тогда и он, заложив два пальца в рот, дал такой свист, что бабушка зажала уши.
Офицер погрозил ребятам.
Толпа повалила дальше, вдоль узорной ограды Александровского сада. Подхваченные общим потоком, бабушка и Андрейка уже не шли, а бежали.
Пронеслись мимо Исторического музея, мимо Иверской часовни, от которой пахнуло теплом и ладаном и на миг озарило колеблющимся светом свечей. Толпа подхватила, как поток в половодье, и молящихся, и нищих, и даже блаженного Тимоню, который всегда, и зимой и летом, стоял на ступенях часовни босиком.
Остановились запыхавшиеся люди только у крыльца Московской думы. Оглядевшись, увидели: экипажи, пролетки богачей с кучерами, важно возвышавшимися на козлах, заполняли площадь перед Думой.
На высокую снежную кучу взобрался босоногий Тимоня и крестился на решетчатые двери Думы, которые то и дело открывались, пропуская господ в шубах и отталкивая простой народ.
Вот подкатил на ревущем автомобиле Михельсон, и двери широко распахнулись перед ним, словно ждали.
Какие-то в чуйках и в поддевках бросились было за ним,
— Требуем разъяснения!
— Почему Чичкин закрыл молочные магазины? — присоединил свой тонкий голос учитель Фивейский.
— Вот вам разъяснят казачки нагайками, — щелкнул кнутом кучер городского головы Челнокова.
— Вон и березовую кашу везут для бунтовщиков! — заржали кучера с высоких козел.
Андрейка оглянулся и увидел воз березовых веников, а наверху Фильку. Он восседал на вениках важно, как на троне, пылая своей рыжиной.
— Ты куда это, Филь, в баню? — закричал Андрейка.
— Тетке везем.
— Зачем ей столько?
— Поедем, узнаешь!
Почуяв, что здесь попахивает чем-то очень любопытным, Андрейка вскочил на воз и вместе с приятелем въехал на Красную площадь.
Проезжая мимо Исторического музея, Андрейка увидел жандармов на лошадях. Кони копытами перебирают, оружие на жандармах погромыхивает. А сами они как истуканы — повязались башлыками и шеи не воротят.
«Что за диво! Смотр, что ли, какой? — думал Андрейка. — А мы с Филькой вроде парад принимаем…»
Въехали в ворота Спасской башни Кремля. И там теснота — полно стражников, у всех винтовки с примкнутыми штыками. Повсюду конная полиция гарцует, расхаживают переодетые в солдат жандармы. Напялили, мордастые, солдатские шинели, а из-под них желтые лампасы на голубых штанах сверкают. Вот смешно!
ПО ЦАРСКИМ КОВРАМ БОСИКОМ
На Соборной площади Кремля были расстелены ковры. Арсенальские солдаты босиком, как мальчишки, резво бегали по ним с вениками и метлами. Они сметали нюхательный табак, которым были щедро засыпаны ковры от моли, чихали, весело ругались, освежая друг друга и поверхность ковров сыпучим снежком.
Командовала солдатами Филькина тетка.
Филоновы гордились, что их родственница была замужем за человеком, приставленным блюсти царские ковры в Кремлевском дворце. А когда муж ее умер, она заменила его на этом посту Тетка имела комнату в Кремле и жалованье, которого хватало на жизнь не только с чаем, но и с кофеем.
Ковры чистились изредка. Но это было каждый раз событием Андрейка видел, как чистят ковры, первый раз и, конечно, тут же воспользовался этим. Не каждому мальчишке доведется по царским коврам побегать.
Сбросив обувь, они с Филькой вооружились вениками и принялись выделывать на коврах такие штуки, что рассмешили солдат и рассердили строгую тетку.
— Брысь отсюда, озорники! — ухватила тетка Фильку за ухо. Тут дело государственное, а вы…
— И то! Кончай веселье, ребята, — сказал суровый рябой солдат Как ступит царь на эти ковры, будет не до смеха!
— Слыхал? Самого царя ждем! — сказал Филька, потирая ухо. Все покои проветривают, отапливают и ковры вот чистят.
— А не врешь?