Легенда о московском Гавроше
Шрифт:
— А катает ее на автомобиле сам Михельсон! — узнал миллионщика, нацепившего огромный красный бант, Андрейка. — Ну и чудеса!
Вот сколько удивительного произошло в этот замечательный день.
КТО ЖЕ ФЕВРАЛЬСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ СДЕЛАЛ?
Так уж было заведено в семье Павловых — что бы ни случилось, а уж в бабушкин день именин все садились вокруг ее праздничного пирога с капустой.
На этот раз пирог был постноват, черноват — вместо белой муки ржаная с отрубями, — но все же он был и такой хорош: горяч и, главное, большой.
Самое удивительное, на это торжество пришел сам Филонов. Аккуратный, подтянутый, что твой офицер! Он снял шинель, бережно двумя руками поднял с головы, не повредив прически-бабочки, серую папаху и украсил ею комод.
Когда повернулся к родственникам, лицо его приветливо улыбалось.
— Смотри-ка, словно гривенник, сияет! — хлопнул себя по коленке Павлов. — А я уж думал, не зашибли бы тебя там в суматохе? Знать, вовремя сбежал из царского поезда? А царя-то куда девали?
Лакей отмахнулся.
— Ладно, потом. Вы вот скажите, как это у вас в Москве получилось? Кто эту революцию сделал?
— Мальчишки! Продавцы газет! — выпалил Андрейка. — Как выбежали да как закричали: «Конец самодержавию!» — весь народ «ура!», и тут такое началось…
— Ври больше! — осадила Андрейку бабушка. — Революцию вызвал Тимоня босой. Как вскричал не своим голосом: «Куда девали царя, ироды? За кого молиться у Иверской?» Тут вышли на балкон думские господа и сказали: «Отрекся от престола его императорское величество…»
— Ой, что вы, бабушка! Там главным был красный слон, — вспыхнув от смущения, не выдержала Глаша. — Как поднялся он перед Думой с красным флагом да как затрубил, тут двери и отворились…
— И ничего подобного! — пробурчал, не отрываясь от пирога, Лукаша. Революцию сделали курсистки-медички. Они казаков напугали. Не то бы…
— Революцию в Москве сделал храбрый прапорщик Ушаков. Об этом заявил всем командующий военным округом полковник Грузинов на заседании думы! весело сказал Саша, подмигнув Лукаше.
— Да бросьте вы ерунду молоть! — вступил хозяин дома кузнец Павлов. Сам царь революцию сделал. Вот кто.
Все от любопытства и удивления жевать перестали и повернулись к старшему Павлову.
— Это в каком смысле? — спросил Филонов.
— А в таком. Заскучал царь. Война без толку идет. Народ бунтует. Министры — дураки. Генералы — изменники. Слез он с трона. «А ну вас», говорит. И послал всех подальше!
Собравшиеся рассмеялись.
— Похоже, да не очень, — улыбнулся Филонов. — Могу рассказать подробности. — Он поправил прическу-бабочку, откашлялся. — Так вот-с, начал Филонов, — все могло произойти иначе, если бы государь вместо Питера поехал в Москву к генералу Мрозовскому. Царя его царедворцы подвели. До самого момента, когда царский поезд, в котором и я находился, был задержан на станции Вишера и не пропущен в Царское Село, куда мы направлялись по вызову императрицы, государь ничего плохого не подозревал, от него все скрывали. Комендант царского поезда, генерал Воейков, никаких телеграмм о революции в Питере ни от Родзянко, ни
— Здоров адмирал. Двух царей перепил, — вставил Павлов.
— И вдруг на станции Вишера глубокой ночью остановка. Поезд задержан по приказу из Петрограда. Здесь уж генералу Воейкову пришлось царя будить и все докладывать.
«Что творится? — удивился его величество. — Кто может нам приказывать?»
«Подписал распоряжение поручик Греков», — отвечает Воейков.
«Это что, бунт? Нами командуют поручики? — вскинулся царь. И обратился к адмиралу Нилову: — Скажите, голубчик, что это в Петрограде?»
«Большие беспорядки! — вздохнул Нилов. — Молодые солдаты взбунтовались, и Родзянко гадит…»
«Так что же вы мне не докладывали?» — спросил царь у Воейкова.
А тот: «Не такие уж там беспорядки, чтобы в день-два не справиться, государь! Революционеры, студенты и хулиганы взбунтовали молодых солдат. Эти молодые солдаты окружили Думу. Власти проявили нерешительность. А Родзянко, поддавшись угрозам черни, вступил с ней в сделку за счет династии…»
«Как? И я ничего не знаю?!» — совсем разгневался государь.
«Ваше величество, вам надо во главе георгиевских кавалеров явиться в Царское Село, взяв верный вам гарнизон, двинуться в столицу, и Государственная дума станет на колени. А взбунтовавшиеся солдаты вспомнят о присяге и расправятся с зачинщиками бунта», — отвечал Воейков.
«Так давайте действовать!» — воскликнул царь.
В это время вошел генерал Цабель, начальник караула.
«Все это ложь, государь. Вас обманывают, — козырнул он. — Мы уже пленники революции! Железнодорожные рабочие испортили наш паровоз. Повсюду красные флаги. Демонстрации. Солдаты братаются с рабочими. Войска переходят на сторону бунтовщиков».
«А где же мои верные гвардейские полки? Семеновцы, павловцы, преображенцы?»
«Изменили… Даже гвардейский экипаж во главе с великим князем предал вас!»
«Да, да, да! Великие князья всегда не любили меня. Все кончено».
«Ничего не кончено, ваше величество. Мы прорвемся в Царское Село!» Воейков выбежал из царского вагона.
Прихватил конвой. Приказал отцепить паровоз поезда, где ехала царская свита, заменил им испорченный паровоз царского поезда, ругался, грозился, и поезд, наконец, тронулся.
«В Москву! В Москву! — торопил царь. — Москва отстоит своего царя!»
Дали мы обратный ход. Но на станции Бологое нас задержали. Снова поехали на станцию Дно. Вот так и катали нас в поезде туда-сюда. А придворные генералы ссорятся, грызутся…
На станции Дно встретились нам георгиевские кавалеры с генералом Ивановым, их тоже на колесах туда-сюда. Собрались генералы вокруг царя, что делать?
«Остается одно, — заявил Воейков, — обратиться за помощью к императору Вильгельму! Открыть фронт немцам. Пусть германские войска придут и усмирят взбунтовавшийся народ. В первую очередь в Петрограде!»