Легенда о московском Гавроше
Шрифт:
«Ага, наша берет!» — возликовал Андрейка.
— Эгей! — раздался снизу звонкий голос Фильки. — Скорей! — Он размахивал бельевой веревкой и кивал на ворота, в которых теснилась жандармская конница. — Давай, пока не затворили.
Андрейка скользнул ужом мимо жандармов, которым было не до проныр-мальчишек, и вот они вдвоем с Филькой мчатся к воротам. Здесь, теснимые конным дивизионом, въезжающим в Кремль, толпились желающие выйти вон. Среди людей застряли грузовики с солдатами-арсенальцами, чистильщиками царских
— Давай! Они за продовольствием едут, — подтолкнул Андрейку Филька.
Андрейка вцепился в борт грузовика и таким образом выехал из Кремля. У него хватило сил провисеть на руках до самой Иверской часовни. Здесь грузовик тряхнуло на повороте, и он, сорвавшись, отлетел в кучу снега. Барахтаясь в снегу, Андрейка увидел, что военный грузовик обступили михельсоновцы, а среди них были Саша Киреев, брат Андрейки Саша, Уралов, Гриша Чайник и даже дед Кучка. Михельсоновцы лезли в кузов грузовика, протягивая руки солдатам, а дед Кучка скомандовал растерявшемуся шоферу:
— Давай к Бутырской! Освободим узников царизма!
— Да кто ты такой… командовать?
— А ты слушай, сынок, раз командую. С тобой говорит только что избранный депутат Московского Совета Иван Васильевич Кучков! Давай поехали.
Шофер заколебался, оглянувшись на сопровождающих солдат.
— Не подчиняешься народу? А ну вылазь! — Дедушка Кучков потянул упрямца за рукав, погрозив ему револьвером.
Шофер дал газ, и машина тронулась.
Андрейка недолго думая прилепился к подножке грузовика.
К Бутырской тюрьме подкатили вовремя. У ворот ее бушевала толпа. В тюрьме до сих пор томились участники революции 1905 года — герои пресненских баррикад.
— Долой царские тюрьмы!
— Смерть тюремщикам! — кричали люди.
Железные ворота тюрьмы были забаррикадированы. Они сотрясались от ударов камней.
Начальник тюрьмы пригрозил открыть огонь, вызвал казаков. Грузовик с солдатами и рабочими он принял за обещанное подкрепление и приоткрыл калитку.
Распахнув железные ворота, рабочие и солдаты ворвались в тюрьму.
— Именем революции сдавайтесь!
— Заключенных на волю! Тюремщиков в тюрьму!
И вот уже узники, изможденные, качаясь от слабости, но с горящими от радости глазами, обнимаются, целуются со своими освободителями.
— Товарищ Дзержинский! — воскликнул дедушка Кучков, увидев высокого худого узника.
Прямо из тюрьмы Дзержинский в сопровождении рабочих поехал в Городскую думу, где уже собирался на первое заседание Совет рабочих депутатов.
КОНЕЦ ГРОЗНОГО ГЕНЕРАЛА
В особняке Мрозовского этот день кончился весьма неожиданно. Генерал, получив обнадеживающие сведения о подходе двух казачьих дивизий, распорядился стянуть жандармерию в Кремль, чтобы любой ценой сохранить его в ожидании государя. Он мнил себя в роли нового Сусанина, спасающего русского царя.
Караул где-то задержался, а генералу не терпелось взять под арест наглых думских господ делегатов. Завидев земского начальника Грузинова, вошедшего вместе с Лукашей, Мрозовский обрадованно сказал:
— Вы вовремя, полковник!
За окном беглым шагом мелькнула караульная команда.
Мрозовский, предвкушая свое торжество, довольный, что свидетелем будет известный в военной Москве полковник Грузинов, повел его в свой кабинет.
— Вот эти господа… — сказал он громко, распахнув перед Грузиновым дверь.
— Чем вы тут занимаетесь, господа? — перебил его Грузинов и строго оглядел делегатов Думы. — Рабочие Москвы приступают к созданию своей пролетарской власти, а отцы города все еще подстегивают дохлую лошадь самодержавия? Или вы встанете над восставшей чернью, или немедленно окажетесь у ее ног! Революцию надо не раздумывая хватать за узду, как взбесившегося коня!
И вдруг генерал Мрозовский увидел на груди полковника Грузинова алый бантик.
Генерал побагровел. «Где же замешкался этот прапорщик с его чудо-богатырями!» — подумал он.
А прапорщик Ушаков тут как тут! Беглым шагом по ступеням во главе своей бравой команды.
— Что там у нас? — спросил он Лукашу.
— Думские приехали. Власть брать.
— А генерал что?
— Караул требует.
— Это мы сейчас! — подмигнул ему прапорщик Ушаков, поправляя фуражку с красным бантом. — Караул, за мной!
Топая сапогами и гремя ружьями, костромские земляки Сусанина побежали по мраморным ступеням. Адъютант посторонился, давая им дорогу, и кивнул на группу думцев.
Генерал Мрозовский только было раскрыл рот, чтобы отдать приказ об аресте, как услышал:
— Арестовать! — И полковник Грузинов указал на Мрозовского.
— Именем революции вы арестованы, господин генерал! — прокричал Ушаков и, лихо щелкнув каблуками, козырнул.
— П-позвольте! — пролепетал обескураженный Мрозовкий и, ослабев, рухнул в кресло, закрыл лицо руками и заплакал.
Солдаты, опираясь на ружья, смотрели на плачущего генерала с жестоким любопытством.
— Фенита ля комедия, — непонятно выразился прапорщик Ушаков, закуривая папироску. И хотя он усмехался, пальцы его дрожали.
КРАСНЫЙ СЛОН
Вниз по Тверской огромным кораблем плыл слон. Вел его клоун Дуров. А за слоном с самого Тверского бульвара, со сквериков и садиков малыми лодочками плыли детские колясочки с младенцами, катимые молодыми нянюшками и старыми бабушками, с визгом, свистом, кувырканием бежали мальчишки, степенно шли взрослые. Слон и клоун на улице. Шутка ли! Такое прежде только за деньги показывали, а теперь даром. Вот она, революция!