Легенда о «Ночном дозоре»
Шрифт:
Гертджи беззвучно вошла в комнату, поднесла хозяину бокал с темно-красным вином, склонилась к нему, как бы нечаянно прикоснувшись высокой грудью.
Рембрандт взволнованно сглотнул, поднял глаза, встретился с жарким, пристальным взглядом служанки. Ее мягкие губы что-то прошептали. Бокал с громким, обиженным звоном упал на черно-белые плиты пола, разбился на сотни мелких кусков, темно-красное вино обрызгало все вокруг, как кровь.
Как кровь
За окном машины потянулись чистенькие австрийские деревушки, аккуратные домики, улочки, словно вымытые шампунем, газоны и садики без единой соринки.
Старыгин подумал, что жить здесь, наверное, очень удобно и комфортно, но безумно скучно.
Он снова задремал, а когда проснулся, совсем стемнело.
Они ехали по горной дороге, справа темнело бездонное ущелье, слева из темноты смутно проглядывал силуэт горного кряжа. Дорога нырнула в ярко освещенный туннель, снова вырвалась наружу среди горных склонов, и по сторонам шоссе загорелись указатели, предупреждающие о приближении итальянской границы.
– На этой границе можно вовсе не беспокоиться, – проговорила Катаржина, заметив, что ее пассажир проснулся.
Действительно, дорожный указатель сообщил, что нужно снизить скорость до восьмидесяти километров в час… потом до шестидесяти… потом до сорока, до двадцати… и они на небольшой скорости проехали границу Австрии и Италии.
– Ну вот, теперь больше не будет никаких препятствий, – проговорила Катаржина, съезжая на обочину. – Если ты выспался, давай поменяемся местами – ты поведешь машину, а я немного отдохну.
Старыгин сел за руль, и они продолжили путешествие.
Дорога вилась среди гор, то и дело ныряя в туннели или проносясь по невесомым ажурным мостам над пропастями. В глубине ущелий светились россыпью драгоценных камней горные деревеньки.
Рядом на пассажирском сиденье спала Катаржина. Лицо ее во сне было неподвижно и напоминало маску. Не шевелились губы, не дрожали ресницы, дыхание было почти неслышно.
Дмитрий Алексеевич покосился на нее и подумал, что совершенно ничего не знает об этой красивой и сильной женщине.
Скоро начало светать, и силуэты гор стали проступать из тьмы во всем своем великолепии.
Белоснежные скалы возносились к самому небу, по ним тут и там струились зеленые нитки водопадов, сверкающие каменные осыпи прочерчивали крутые склоны. Солнце озарило сначала самые вершины гор, потом постепенно залило все окрестности, затопило их ослепительным золотым сиянием.
Не успел Старыгин привыкнуть к этому ослепительному блеску, как горы расступились, и дорога вырвалась на бескрайнюю равнину.
За какой-нибудь час пейзаж совершенно переменился – вместо могучих горных кряжей вокруг была равнина, плоская и ровная, как стол, покрытая аккуратными, высаженными словно по линейке эвкалиптовыми рощами.
– Это Венето, венецианская область, – вполголоса проговорила проснувшаяся Катаржина. – Прежде здесь были сплошные болота. Эти эвкалипты высажены здесь лет пятнадцать назад для осушения почвы и оздоровления климата.
Скоро засаженная эвкалиптами равнина уступила место живописным невысоким холмам, по которым тут и там были разбросаны деревенские домики.
Старыгин подумал, что если деревенские дома в Австрии были аккуратны и чисты до безобразия, а участки при них выметены и подстрижены, как породистый пудель к выставке, то здесь, в Италии, многие постройки явно нуждаются в ремонте, стены часто покрыты трещинами, участки запущены, но все это выглядит куда естественнее и красивее.
По полуосыпавшейся кирпичной стене вьется живописная виноградная лоза, среди нестриженного кустарника попадаются яркие весенние цветы, и кажется, что всего этого пейзажа касалась рука кого-нибудь из великих художников Возрождения.
И попадавшиеся им изредка жители были одеты с гораздо большим вкусом, чем австрийские крестьяне, с каким-то врожденным чувством прекрасного.
Дорога влилась в огромную широкополосную автостраду. Скорость движения возросла, чтобы держаться в потоке, Старыгин разогнал машину до ста сорока километров в час. Тем не менее мимо время от времени на куда большей скорости проносились мотоциклисты, в своих зеркальных шлемах и кожаных доспехах они напоминали средневековых рыцарей или инопланетян.
Пейзаж по сторонам шоссе изменился: вдали потянулись невысокие пологие холмы, по склонам которых ровными шеренгами выстроились виноградники. Вершины холмов венчали пинии, ветви которых складывались в крону, плоскую, как тарелка или ладонь, протянутая в благословляющем жесте.
Эти далекие холмы, теряющиеся в голубоватой дымке, напоминали Старыгину задние планы картин флорентийских мастеров эпохи Возрождения.
Так прошло еще несколько часов.
Катаржина достала из «бардачка» дорожный атлас, нашла нужную страницу и сказала, что примерно через сорок минут нужно сворачивать с автострады.
Действительно, вскоре появился указатель на Флоренцию.
Свернув с автострады, машина помчалась среди пологих тосканских холмов, укутанных нежной дымкой весенней зелени.
– Виноградники Кьянти! – проговорила Катаржина, как будто представила Старыгину старого знакомого.
Холмы расступились, по сторонам дороги замелькали заправочные станции, закусочные и небольшие отели. Наконец дорога сделала плавный поворот, и у Старыгина захватило дух.
Он не первый раз попал во Флоренцию, но никак не мог привыкнуть к поразительному виду на город и на долину реки Арно, раскрывающемуся с холма Сан-Миньято. Огромный купол собора Санта-Мария дель Фиоре, стройная колокольня Джотто, башня Барджелло, знаменитый мост Понте Веккио с ювелирными мастерскими, построенными на мосту еще в шестнадцатом веке и до сих пор славящимися на весь мир, и с километровым коридором, построенным Вазари над крышами этих мастерских и соединяющим резиденции Великих герцогов Медичи на двух берегах реки – все это создавало неповторимую, единственную в своем роде картину.