Легенда о прекрасной Отикубо
Шрифт:
Просияв от радости, Сёнагон поспешила к молодой госпоже Нидзёдоно. Но невольно перед ее глазами встал образ прежней Отикубо, гонимой, заточенной в четырех стенах мрачной каморки.
Теперь Отикубо нелегко было узнать: она выглядела совсем взрослой и расцвела новой красотой.
«Поистине ее посетило неслыханное счастье!» — подумала Сёнагон.
Шурша шелками своих летних одежд, прислужницы Отикубо — числом больше десяти — оживленно разговаривали между собой. Это была прелестная картина!
Но скоро среди них послышался ропот:
— Не успела эта женщина прийти, как уже была принята госпожой. С нами было не так.
— Верно. Но у нее особые заслуги! — улыбнулась Отикубо. Как она была прекрасна! Прекраснее своих сестер, родители которых всю душу вложили в их воспитание.
«Не мудрено, что она поднялась выше них», — думала Сёнагон. Пока ее слушали чужие уши, она говорила только обычные слова радости по поводу свидания после долгой разлуки, но когда в комнате не осталось посторонних, принялась рассказывать обо всем, что случилось в доме тюнагона после бегства Отикубо.
Акоги покатывалась со смеху, слушая рассказ о том, какая перепалка произошла на другое утро между мачехой и тэнъяку-но сукэ.
— Старая госпожа все последнее время просто из себя выходит: «Такой скандал на свадьбе! Это, верно, мне наказание за грехи в прежней жизни», — жалуется она. А сестра ваша сразу понесла, будто ей не терпелось поскорей родить. Госпожа Китаноката так чванилась своим зятем, а теперь ходит словно в воду опущенная.
— Странное дело! — заметила Отикубо. — Муж мой восхищается его красотой, но почему-то говорит, что нос у него самое замечательное. Почему именно нос?
— Шутить изволит. Нос у молодого зятя страх до чего безобразен: смотрит в небо, ноздри огромные, в каждой можно построить по боковому флигелю и еще посредине останется место для главного здания, — ответила Сёнагон.
— Какой ужас! Бедная Синокими! Каково ей слушать такие безжалостные насмешки!
В разгар этой беседы вернулся из дворца Митиёри, изрядно охмелевший от вина. Лицо его красиво разрумянилось.
— Сегодня вечером я был приглашен во дворец императора. Меня заставляли пить одну чарку за другой, в голове зашумело. Я играл на флейте, и государь пожаловал мне платье со своего плеча.
Он показал им подарок микадо: одежду пурпурного цвета, густо благоухавшую драгоценным ароматом. Митиёри набросил ее на плечи Отикубо.
— Это тебе подарок от меня.
— За что ты меня так награждаешь? — улыбнулась она в ответ.
Вдруг ему попалась на глаза Сёнагон.
— Как будто я уже видел эту женщину в доме твоего отца? — спросил он.
— Да, правда, — ответила Отикубо.
— Хо-хо, зачем она сюда пожаловала? Я бы, пожалуй, охотно дослушал до конца ее высокозанимательный, красочный рассказ о «господине Катано»…
Сёнагон, позабывшая, о чем она говорила в тот раз, ничего не могла понять и только слушала, сидя в почтительной позе.
— Опьянел я, клонит ко сну, — сказал Митиёри. Супруги удалились в опочивальню.
«Как изумительно хорош собой муж Отикубо! — думала Сёнагон. — И притом сразу видно, что без памяти любит свою жену. Счастливица! Завидная досталась ей судьба».
* * *
У Правого министра была единственная дочь, которую пора было выдать замуж.
— Хотел я предложить свою дочь государю, — говорил он, — да побоялся. Кто мог бы в этом случае поручиться за ее судьбу, когда меня не будет в живых? А вот молодой тюдзё, поскольку я мог узнать его за время нашего знакомства, человек надежный и верный. Я бы охотно отдал за него свою дочь. Правда, я слышал, будто у него есть возлюбленная. Но ведь она не из знатного рода, значит, ее не назовешь настоящей законной супругой, с которой стоит считаться. В наши дни лучшего жениха не найти. Я уже давно присматриваюсь к нему, он мне по сердцу. Это человек с большим будущим.
Правый министр стал думать, кто бы мог послужить посредником в этом деле, и поручил сватовство кормилице Митиёри.
Кормилица отправилась к своему молочному сыну и стала ему говорить:
— Правый министр просил меня о том-то и том-то… Это заманчивое, очень лестное предложение.
— Если б я был одиноким, — ответил Митиёри, — то с радостью согласился бы, но у меня есть возлюбленная, которую я никогда не покину. Сообщи, кормилица, мой решительный отказ.
Сказал как отрезал, и вышел из комнаты.
Кормилица подумала: «У госпожи Нидзёдоно, видимо, нет ни отца, ни матери. Молодой господин — единственная ее опора в жизни. А у дочери Правого министра богатая и могущественная родня. Есть кому позаботиться о том, чтобы зять жил в роскоши и довольстве».
И вместо того чтобы передать Правому министру решительный отказ Митиёри, кормилица сказала от его имени следующее:
— Прекрасно, я очень рад. Выберу счастливый день, как можно скорее, и пошлю письмо невесте.
Услышав, что жених согласен, Правый министр, не тратя времени, стал готовиться к свадьбе. Обновил всю домашнюю утварь, роскошно отделал покои для молодых, нанял новых служанок, — словом, ничего не было забыто.
Скоро кто-то шепнул Акоги:
— А знает ли ваша госпожа, что господин тюдзё женится на дочери Правого министра?
Акоги очень удивилась.
— Нет, в господине нашем незаметно никакой перемены. Да полно, правда ли это?
— То-то, что правда. Свадьба, говорят, назначена на четвертый месяц года. В доме Правого министра такая горячка, все с ног сбились…
Акоги сообщила обо всем своей молодой госпоже.
— Вот что люди говорят. Знаете ли вы, что господин наш хочет жениться?