Легенда о прекрасной Отикубо
Шрифт:
— Правда твоя. Эти светские любезники все время стараются придумать такое, что обыкновенному человеку и в голову никогда не придет, — согласилась с ней Китаноката и приказала младшей дочери: — Напиши скорее ответ.
Но Синокими, увидев, как встревожены ее родные, как они смущены и обеспокоены, не нашла в себе сил даже взять кисть в руки.
— Ну, так я сама за нее отвечу, — решила Китаноката и написала:
«Когда б вы были стариком,
С годами охладев душою,
Тогда б могли вы не понять,
Наутро после первой встречи.
Дочь моя сожалеет о том, что не имела счастья понравиться своему супругу».
Наградив посланца хёбу-но сё, Китаноката вручила ему письмо.
Вопреки всем ожиданиям, молодой супруг появился, лишь только начало смеркаться.
— Вот видите! — с торжеством вскричала Госпожа из северных покоев. — Если б дочь моя ему не понравилась, зачем бы он торопился! Просто теперь в моду вошло писать такие письма, а мы и не знали! — И она встретила зятя с большой радостью.
Синокими чувствовала себя смущенной, но поневоле вынуждена была выйти навстречу мужу. Говорил он нудно и тягуче, держался неловко, вид у него был глуповатый… Вспоминая те хвалы, которые расточал по адресу жениха куродо, Синокими не знала, что подумать. Ей хотелось крикнуть в лицо своему мужу: «Я первая не стану любить тебя!»
Хёбу-но сё ушел затемно.
Весь этот день в доме тюнагона готовили пышный пир в честь третьей брачной ночи.
Старший зять куродо пожаловал в этот вечер особенно рано. Ему не терпелось завязать близкое знакомство с новобрачным, который был отпрыском знатнейшего рода и, по слухам, в фаворе у императора. Сам тюнагон тоже вышел из своих покоев и с нетерпением поджидал молодого зятя. Как только хёбу-но сё появился, его сейчас же провели в пиршественный зал и усадили на почетное место. Зал был освещен множеством огней. В их ярком сиянии можно было без труда разглядеть, каков собою зять. Маленькая узкая голова, щуплое тело… А лицо такое, словно его густо покрыли слоем белил. Огромный толстый нос с широкими ноздрями смотрит в небо.
Все присутствовавшие были поражены. По залу пронесся шепот: «Не он! Не он!» И вдруг поняли: «Да ведь это хёбу-но сё!» Раздался дружный смех. Но больше всех смеялся куродо. Громко стуча своим веером, он крикнул:
— Беломордый конек! Беломордый конек! — а потом встал со своего места и покинул зал.
Надо сказать, что в императорском дворце хёбу-но сё постоянно служил мишенью для издевок.
«Беломордый конек сорвался с привязи и прискакал во дворец», — потешались придворные.
И дома у себя, случалось, куродо, рассказывая о каком-нибудь смешном происшествии с хёбу-но сё, не переставал повторять: «Ведь родится же на свет такое чудище!»
Вконец озадаченный тюнагон был не в силах вымолвить ни слова. «Кто-то сыграл над нами злую шутку!» — думал он с огорчением и гневом, но в присутствии множества гостей вынужден был сохранять невозмутимый вид.
— Что это значит? Как вы посмели явиться в мой дом непрошеным? — начал он строго допрашивать хёбу-но сё. — Чем оправдать такой дикий поступок с вашей стороны? Извольте объяснить.
Хёбу-но сё начал, путаясь в словах, сбивчиво повторять то, чему его научил Митиёри.
Что говорить с дураком! Тюнагон встал и вышел, не предложив гостю даже чарки вина.
Между тем многочисленные слуги, не имевшие понятия о том, что произошло, рассыпались по разным комнатам, где было приготовлено для них угощение, и весело приступили к пирушке.
А пиршественный зал для знатных гостей опустел. Хёбу-но сё, соскучившись в одиночестве, отправился знакомым путем в покои Синокими.
Когда Китаноката узнала о случившемся, она точно разума лишилась. Тюнагон, гневно щелкнув пальцами, воскликнул:
— Вот до какого позора я дожил на старости лет! — и заперся у себя.
Синокими спряталась было за пологом, но хёбу-но сё, не спрашивая дозволения, вошел к ней в комнату и улегся рядом с ней на постели, так что она не могла убежать. Служанки очень ее жалели. Сваха не была ни кровным врагом, ни тайным недругом, а преданной кормилицей Синокими. Никто не мог бы заподозрить ее в злом умысле. Все в доме горевали и печалились, один хёбу-но сё проспал безмятежным сном до позднего утра, а проснувшись, твердо решил, что не худо бы сегодня же поселиться в доме богатого тестя. Куродо не пожалел язвительных слов:
— Зачем привели пастись сюда Беломордого конька? Людей, что ли, не стало на свете? Если это чудище поселится здесь в доме, то мне будет противно ходить сюда! И как только попал к вам этот болван? Все дразнят его Дворцовой лошадкой! Он на людях и показаться-то не смеет! Видно, что ваш прекрасный выбор сделан за глаза…
Саннокими стала уверять своего мужа, что и понятия ни о чем не имела. Она была глубоко опечалена несчастной участью своей младшей сестры. «Так значит, хёбу-но сё послал такое нелепое письмо по своей непроходимой глупости! — думала Саннокими. — Бедная моя сестра!»
Нетрудно себе представить, что творилось в душе у Госпожи из северных покоев!
До самого полудня никто не позаботился о молодом супруге, не подал ему ни воды для умывания, ни завтрака. В покоях у Синокими было много прислужниц, но все они говорили: «Кому охота служить этому дураку?» — и не показывались, даже когда их звали. Пока хёбу-но сё спал крепким сном, Синокими успела хорошенько его разглядеть. Он был очень дурен собой, ноздри у него были широкие, как ворота, казалось, человек мог бы войти в одну ноздрю и выйти из другой. Во сне хёбу-но сё издавал громкий храп и подсвистывал носом. Не в силах вынести этого противного зрелища, Синокими потихоньку вышла из комнаты, но за порогом ее уже караулила Китаноката и сразу налетела на бедняжку с упреками:
— Если б ты с самого начала созналась мне во всем, если б ты сказала мне, что хёбу-но сё ходит к тебе потихоньку, то я уж как-нибудь сумела бы уладить дело без огласки. Но нет, ты молчала! Молчала, пока все не открылось, и когда же! На свадебном торжестве в честь третьей ночи. Какой ужасный скандал! Сколько стыда вытерпели мы, твои близкие! Кто сосводничал вас, а ну говори! — приступила к дочери с допросом Китаноката. Синокими, ошеломленная этим неожиданным обвинением, не находила слов для ответа и только заливалась слезами. Ведь она даже не знала, что этот человек живет на свете, но рассказ его, к несчастью, звучал так правдоподобно! Чем могла она доказать свою невиновность?