Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак(Историко-приключенческие повести)
Шрифт:
— А змеевик? — повторил свой вопрос матрос Петренчук. Шелест смутился.
— Да, с этим загвоздка… Все думаю, чем его заменить…
— Я же говорил: ничего не выйдет! — опять вылез белобрысый. Он, похоже, был даже доволен, что возникли трудности. Ну что за человек!
Аверьяныч, с интересом слушавший Володю, цыкнул на Ганина:
— А ну нишкни, яс-с-сное море! — Он полез под кормовое сиденье и, недолго повозившись там, выпрямился. В руках у него была медная трубка длиной около полуметра. — Это подойдет?
— Конечно!
За сооружение опреснителя взялись с жаром. Все моряки хотели принять в этом участие. Это была работа, а в ней было спасение…
Спартаку братан поручил делать очаг, что, собственно, сводилось к пробиванию в ведре дырок для поддувала. Боцман с мотористом делали сам опреснитель. Уголком топора осторожненько пробили они дыру в ракетной банке, в отверстие вставили кусок пробкового пояса, а уже в него, провертев отверткой маленькую дырочку, плотно вогнали медную трубку. Кое-как изогнутая сильными руками Петренчука, она лишь отдаленно напоминала змеевик. Свободным концом он опускался в холодильный бак — коробку из-под шоколада.
Вечному нытику и Фоме неверующему Витьке Ганину в наказание дали самую унизительную работу, какую обычно поручают малышне — искать в шлюпке топливо: все, что может гореть. Ну, а кому работы вообще не хватило, оставалось только давать советы тем, кто трудился…
Но вот наконец аппарат был готов. Конечно, аппаратом его назвать можно было только условно, но тем, кто его делал, он казался чудом техники. Аверьяныч, помедлив для торжественности, вынул из кармана спички. Загудел огонь в ведре, языки пламени стали лизать днище ракетной банки, в которую была налита морская вода. Коперниковцы, окружившие место действа, смотрели в огонь и молча ждали, как ждут волшебства…
Примерно через час вода в баке закипела, и из трубки показались первые капли дистиллированной воды, встреченные криками «ура». Восторги, впрочем, скоро поутихли: пресная влага прибывала крайне медленно.
— Улита едет, когда-то будет! — недовольно сказал кто-то.
— А куда нам спешить? — возразил Шелест. Он шевелил губами — считал капли. Время от времени поливал забортной водой трубку для охлаждения.
Моряки, что сидели далеко от аппарата, нетерпеливо спрашивали машиниста:
— Ну как там? Идет?
— Течет помаленьку, — неизменно отвечал Володя.
Спартак улыбался, вспоминая, как в старой кинокартине про пограничников бойцы разыскали в пустыне полузасохший колодец и спустили туда своего товарища с котелком — собирать капли. Он был украинцем и на вопросы, идет ли вода, спокойно отвечал: «Тэче помалэньку».
До наступления темноты добыли около трехсот граммов пресной воды. Прежде всего напоили больных, потом попили все остальные. Напоили, попили, это, конечно, не совсем точно: каждый получил один-два глотка.
Доктор Игорь Васильевич, который еще не выпил своей порции, растягивал, что ли, удовольствие, вдруг поднялся и громко, даже как-то торжественно обратился ко всем:
— А знаете, товарищи, ночь-то сегодня необычная — новогодняя! Наступает, а может, уже наступил Новый год!
Все очень удивились, стали высчитывать, так это или не так. А боцман Аверьяныч, посмотрев на свои карманные толстенные часы, сказал:
— Все верно. Уже пятнадцать минут, как идет сорок второй год.
— А раз так, — продолжал доктор, — с Новым годом вас, дорогие друзья! За неимением шампанского пью воду. За нашу победу над фашистами, за наше спасение! Желаю вам, братья, здоровья, это сейчас самое главное. Берегите силы, не сдавайтесь!.. Ну, ладно, — он засмеялся, — тостов много, а воды всего глоток.
Спартак смотрел в темноту, туда, откуда раздавался голос доктора. Молодец Игорь Васильевич, вспомнил про Новый год! Он всегда бодрый, веселый, с утра до вечера больных обихаживает, хотя сам еле на ногах держится… А боцман Аверьяныч! Вот что значит старый бывалый моряк: все умеет и все имеет: и нож нашелся у него, и спички сухие у него, и единственные исправные часы тоже у него… А капитан! Совсем ведь больной, старенький, а о себе нисколечко не думает, только о других; при раздаче воды ни за что не хотел первым пить, боялся, что на всех не хватит… А братан! Из ничего построил аппарат и добывает пресную воду посреди океана, а сам при этом делает вид, будто выполнил обычную работу! Да что там говорить, все старшие товарищи юнги Малявина — это настоящие моряки и вообще герои! «Хочу, чтобы им всем повезло!» — взволнованно думал мальчишка.
В эту ночь, наверное, никто в шлюпке не спал. Говорили о доме, о близких и родных, гадали о положении на фронтах Великой Отечественной. Моряки помоложе высказывали предположения, что наши, разгромив немцев под Москвой, уже гонят их до границы; старики были в своих прогнозах осторожнее.
Спартак наклонился к уху братана и зашептал:
— Послушай, а может, война вообще уже кончилась? Гитлер сдался и настала победа? И, может, уже поднялись в воздух самолеты и вышли в море корабли искать нас? Как ты думаешь?
Шелест думал, что вряд ли наша страна, которой сейчас так трудно, сможет организовать поиск пропавшего судна. Просто время еще не пришло. Вот станет немного полегче, тогда конечно… Но Володя был уверен, что в любом случае Родина помнит о них. И он был прав. Москва и Владивосток запрашивали Индонезию, Сингапур, Японию, Филиппины, Австралию — не знает ли кто хоть что-нибудь о советском пароходе «Коперник». «Нет, нет, нет», — отстукивал телеграф изо всех уголков Тихого океана. Никто не видел «Коперник», ничего не известно о судьбе его экипажа…
«ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД НАСТУПАЕТ…»
Через два дня утром к коперниковцам пришло большое горе: скончались кочегар Васильченко и второй штурман Снегирев. Они умерли от ран, болезней, от жары и жажды, умерли тихо, без стонов и жалоб, словно уснули и не проснулись…
— А может, они спят? — слабым голосом спросил капитан, который и сам болел. — Или сознание потеряли?
Игорь Васильевич покачал молча головой.
— Ну все равно. Пусть они полежат хотя бы день, мало ли что…