Легенда о воре
Шрифт:
– Так значит, дон Франсиско послал за лекарем, - задумчиво протянул голос в темноте.
– Должно быть, он действительно в отчаянии.
Клара почувствовала движение вокруг себя, хотя не могла определить, что именно происходило. Наконец, несколько искр озарили мрак и зажглась свеча, осветив огромную комнату, в центре которой господствовал большой стол. Он был покрыт пузырьками и чашками, тарелками и ступками, банками и прочей утварью, которую Клара никогда раньше не видела.
Свечу держал худой седовласый человек, с прямым носом и острой бородкой. На нем были лишь колпак и ночная рубашка. Белые и костлявые ноги торчали из-под нее, как две палочки.
– Говорят, твой хозяин никогда не обращался к лекарям. Никогда,
– Он и сейчас этого не делал, сеньор. Он потерял сознание.
Тень подозрения мелькнула в глазах лекаря, когда он это услышал.
– Может, это ловушка? Кто сопровождал тебя сюда?
– Никто, сеньор.
– Что случилось с твоим хозяином?
– У него лихорадка и ужасно болит нога.
Монардес подошел к двери и открыл в ней узкую смотровую щель. Некоторое время он вглядывался через нее, а потом повернулся обратно. Теперь он казался более спокойным.
– Одна, посреди ночи, без согласия хозяина... ты и правда должна быть особенной, - он подошел к девушке и поднял свечу.
– Открой лицо, я хочу получше тебя рассмотреть.
Девушка откинула капюшон. Лекарь не смог сдержать восклицания при виде удивительной красоты девушки, подчеркнутой густыми и черными как смоль волосами. Потом он еще чуть-чуть приблизился и внимательно изучил ее лицо.
– Губы толстые, но красивой формы, миндалевидные глаза, бронзовая кожа... Ты индианка, карибка.
Клара, удивленная этим пристальным взглядом, ограничилась кивком.
– У тебя очень мягкие черты. Отец - испанец?
– Я его не знаю, сеньор, - ответила Клара с ноткой стыда в голосе. Было вполне в порядке вещей, когда рабыня беременела, хотя личность отца редко выплывала наружу. Им мог оказаться другой раб, слуга или сам хозяин. Каталина никогда не говорила Кларе об отце, сколько бы та ни просила в детстве.
Монардес осторожно взял ее за подбородок в поисках клейма рабыни, которое обычно выжигали на голове. Однако прекрасная кожа Клары не подверглась этой пытке. Девушка задрала рукав, чтобы показать обхватывающий кисть железный браслет с именем Варгаса.
– Я думал, что карибы больше не становятся рабами.
– Мою мать забрали в качестве военного трофея, - объяснила Клара, с каждым словом становясь всё беспокойнее.
Лекарь убрал руку от лица девушки. Кожа сохранила воспоминание о холодном прикосновении тонких пальцев, но Клара устояла перед искушением почесать это место.
– И ты родилась здесь.
– Да, сеньор.
Монардес небрежно кивнул и отвел взгляд, словно прояснил загадку и потерял к ней интерес. В Испании и правда было очень мало рабов из Индий. Когда Колумб открыл Новый Свет, он так красочно описал королеве Изабелле его народы, что те были признаны подданными короны. Таким образом, испанцы не могли обращать в рабство индейцев, да и не собирались этого делать. Все полагали, что они плохие и ленивые работники, которые едва ли способны справиться с порученной задачей. Именно эта точка зрения способствовала созданию процветающего рынка рабов-негров, эта жестокая торговля брала начало у африканских берегов и перевозила живой товар на другую сторону океана, чтобы там они трудились на рудниках и плантациях.
Рабов из Индий почти не существовало, ими становились лишь те, кто поднял вооруженное восстание против испанцев. Так поступили гордые карибы, которые боролись с врагами, но не могли совладать с ними своим примитивным оружием. Выживших превратили в рабов, "военные трофеи". Клара тоже была одной их них, хотя унаследовала рабство от матери.
– Как тебя зовут, девочка?
– Клара.
– Хорошо, Клара с Карибов. Подожди здесь, пока я подготовлюсь.
Монардес вернулся через несколько минут, в черных плундрах [5] и хубоне по севильской моде. Пошарил в ближайшем шкафу и на столе, засовывая различные предметы в кожаную сумку с веревочной ручкой. Закончив, он вернулся к девушке и слегка поклонился.
5
Плундры - короткие, мешковатые мужские брюки из ткани или бархата, с вертикальными прорезями, показывающими подкладку, поэтому их также называли штанами с начинкой.
– Боюсь, что я не представился. Николас де Монардес, лекарь и травник.
Несмотря на простоту сказанного, поклон был немыслимым жестом для мужчины с положением в отношении скромной рабыни. Клара не могла удержаться от улыбки, хотя была немного встревожена. Этот мужчина был самым странным человеком, какого она только видела в жизни.
– А теперь следуй за мной, Клара с Карибов. Пойдем, глянем на твоего хозяина.
Обратный путь они проделали гораздо медленней. Старый лекарь с трудом передвигался, и через каждые несколько кварталов останавливался, чтобы передохнуть, но рядом с ним Клара не боялась. От этого человека исходил ореол власти, хотя он был безоружен. Никто их не побеспокоил, и они добрались до особняка Варгаса без происшествий. Они начались, когда лекарь появился в комнате больного, который снова пришел в себя и выл от боли. При виде Монардеса Варгас сердито запротестовал, немедленно позабыв о боли. Лекарь велел Кларе и Каталине выйти и закрыл за ними дверь. Рабыни остались неподалеку, слушая медленно затихающие крики хозяина, хотя и не могли разобрать, что именно произнес своим мягким и спокойным голосом лекарь.
Через некоторое время из двери высунулся Монардес и попросил кипяток, а когда его принесли, снова заперся с больным. Час спустя он открыл дверь. Под глазами у него пролегли темные круги, а сердце колотилось.
– На сегодня достаточно.
– Как он себя чувствует?
– спросила встревоженная Каталина.
– Сейчас он спит. Приготовьте постель и для бедного старика, - велел лекарь, отказавшись дать рабыням какие-либо другие объяснения.
VII
Работа в таверне была совершенно изнурительной.
Тем не менее, гордость не позволяла Санчо сдаться. А также неопределенное будущее, которое ждало его на улицах, без работы и без единой души, которая бы за него заступилась. Иногда он заставал врасплох мучимых голодом уличных беспризорников, глядящих сквозь окна запавшими глазами. Все они были истощенными, бедно одетыми детьми, похожими на безвестных призраков с выпирающими костями. Как-то раз он не выдержал этих взглядов и высунулся из-за двери "Красного петуха" с корзиной хлеба, который дети в мгновение ока выхватили у него из рук. Кастро устроил ему за это приличную взбучку, но мальчика это не волновало.
Трактирщик частенько его поколачивал, обычно награждал подзатыльником или пинал под зад. Не слишком сильно, но унизительно.
– Пошевеливайся, парень, - говорил он, качая головой и глядя на посетителей, которым хотел угодить. Те обменивались с Кастро понимающими взглядами и хохотали, демонстрируя наполовину прожеванную еду во рту и проливая на пол вино.
Санчо сжимал зубы и ждал.
Не прошло и недели, как он возненавидел Кастро всеми фибрами души. Ненависть отступала лишь тогда, когда они садились за стол. Каким бы он ни был мерзавцем, трактирщик всё же оказался великолепным поваром и кормил его, не жадничая. Когда они ели в тишине, уставившись в свои тарелки и работая ложками, Санчо был настолько благодарен возможности наполнить желудок и немножко посидеть, что почти чувствовал признательность к Кастро. Но как только они возвращались к работе и вкус еды вытеснялся треском оплеух и издевательским хохотом, в его сердце снова пробуждалась злость.