Легенда о Вращающемся Замке
Шрифт:
Король Эринланда побагровел:
— Повернуть обратно? После того, как я уже привел сюда всех моих людей, пообещав им славную битву? Мне не просидеть потом на троне и семи дней. Я буду опозорен настолько, что любой честолюбивый наглец возомнит своим долгом меня свергнуть.
— Именно потому я и предложил тебе подобное, Грейдан. Так я добьюсь желаемого, не потеряв при этом ни одного бойца. Ну ладно, это неважно. Мне на самом деле все равно, как именно покончить с тобой — а славной битве и твои, и мои люди окажутся рады. Становись лагерем, пусть твои воины отдохнут после скачки. А завтра на рассвете начнем.
— Быть по сему, — согласился Хендрик. — Хорошо
— Ты тоже проведи время нескучно. А умереть может всякий, и зарекаться от этого смысла нету, — повелитель Гарланда поворотил коня, сказав своим воинам. — Возвращаемся назад, сэры. И найдите мне кто-нибудь в лагере, в самом деле, бурдюк хорошего вина. Хочу астарийского, белого, пятидесятилетней выдержки. И знай вот еще что, Хендрик, — бросил Клифф через плечо. — Я не отступлюсь. Твое королевство будет моим. Я заберу себе весь Эринланд, отсюда и до замка Каэр Лейн, и буду им править. А ты посмотришь на это с того света.
Когда гарландцы отъехали в направлении своего войска, Гэрис Фостер сказал:
— Ну, ваше величество, разозлили вы его хорошо. Но и он вас — тоже. Не знаю, что думают всякие осмотрительные трусы, — Фостер скосил глаза в сторону сэра Эдварда, — но я буду драться возле вашей персоны до последнего часа.
— Осмотрительные трусы, — сжал сэр Эдвард поводья, — своего короля также не покинут. Не только ведь безродным наемникам улыбнулась удача сложить подле него головы на последней его славной битве. Хендрик, — он впервые на памяти Дэрри обратился к кузену на «ты», — Клифф считает тебя дураком, и иногда, мне кажется, он полностью в этом прав. Но ты храбрый дурак, и я буду сражаться за тебя, пока могу удерживать меч в руках.
Хендрик Грейдан оглядел своих вассалов, и на мгновение, показалось Дэрри, в уголке его левого глаза что-то блеснуло. А может быть, юноше просто почудилось.
— Спасибо вам, друзья, — сказал он. — Можете не верить, но сейчас мне даже жаль, что я подбил вас на эту авантюру. Мною двигали самоуверенность и гнев. Но поворачивать назад уже поздно, а значит — покажем врагу, на что мы способны.
Рыцари согласно кивнули.
«О небеса, — подумал Дэрри с отчаянием, — я окружен абсолютными безумцами, и завтра погибну в их обществе. Наверно, мне нужно было выбирать себе сеньора капельку осмотрительней».
Глава седьмая
Гилмор Фэринтайн впервые принял участие в настоящем большом сражении в четырнадцатилетнем возрасте. Тогда, как и теперь, ему пришлось драться с гарландцами, и в бой он шел в компании совсем еще в ту пору юного, не успевшего пока что примерить отцовскую корону Хендрика Грейдана. В память Гилмора вонзились воинственные кличи и пение труб, и он хорошо запомнил, как атакующая под развернутыми песьими знаменами неприятельская конница разбилась о стройные шеренги копейщиков Каэр Ллуда. Отряд, возглавляемый принцем Хендриком, обошел неприятеля с левого фланга, прорубаясь к самому вражьему знамени. Хендрик бился в тот раз спешившись, неистово размахивая здоровенной обоюдоострой секирой во все стороны перед собой. Высокий и тощий, он не успел тогда еще обрасти стальными мускулами первоклассного бойца — но уже был яростен и неудержим в бою. И настолько же безрассуден. Гилмор прикрывал его как мог, следя, не зайдет ли какой-нибудь гарландский солдат Хендрику в тыл.
— Твой долг — присматривать за наследным принцем, — сказал Гилмору старый герцог Фэринтайн, напутствуя его на войну. — Четыреста лет наш дом служит дому Грейданов, и всегда защищал своих государей на поле брани, если тем угрожала опасность. Не посрами своих предков.
— Конечно, отец, не посрамлю, — коротко кивнул тогда Гилмор. — Только скажи мне, отец, почему мы вообще столь ревностно служим Грейданам? Я никак не могу этого понять. Наш род — самый древний и знатный в королевстве. Мы происходим от Владык Холмов. Однако мы видели, как сменились три царствующих династии в Каэр Сиди, и смотрим, как сидит на троне четвертая. Почему мы сами не можем сесть на этот трон?
— Потому что все эти четыре династии получили королевский титул после затяжной междоусобицы, безжалостно истребив в ее ходе всех, кто стоял на их пути к власти, — отвечал герцог резко. — И я не желаю, чтобы я или мой наследник повторяли их позорный и кровавый путь. Фэринтайны не порочат своей чести участием в грызне за корону. Мы служим королевству — земле и воде, дубу и ясеню, корню и кроне. Мы служим нашей стране, а не чужим или тем более нашим собственным амбициям. Вот — настоящее служение Эринланду, а не борьба за престол.
Гилмор покорно согласился с отцовской волей и поддерживал, как мог, Хендрика Грейдана во всех его начинаниях. Но в голове его то и дело всплывала предательская мысль «а если бы на месте Хендрика был я, если бы с моим именем на устах наши солдаты шли на смерть — разве я не был бы более достойным вождем для них всех?» Тем не менее, служил Гилмор честно, наставления отца старался помнить, и не раз, и не два закрывал в ходе схватки своего излишне безрассудного сюзерена от сыплющихся в его сторону вражеских ударов. На той, их первой совместной войне, Хендрик и Гилмор стали друзьями. Потом у них было еще много войн, и немало славных побед. Настолько же славных, насколько, наверно, и бессмысленных — раз прошло больше десяти лет, и они вновь идут в битву против все того же так и не разбитого врага, во главе армии, представляющей собой лишь бледную тень их прежних сил.
«Кэран все же права, — подумал Гэрис, глядя на то, как король Хендрик поутру строит своих воинов в боевые шеренги, выкрикивая очередные призванные поддержать их боевой дух напутственные речи, — он опрометчив и, наверно, почти безумен. Я слишком долго шел за этим человеком, оставаясь тенью в тени его безудержного честолюбия и болезненной жажды славы. Сколько лет мы ломали зубы и точили мечи о рубежи Гарланда, а взамен отдавали кенриайнской нечисти собственные города и пажити, ничего не получая взамен, кроме шрамов и пустеющей казны. И теперь Хендрик ведет последних из нас навстречу поражению и смерти».
Дэрри поутру казался изможденным и бледным — видимо, так и не сомкнул глаз ночью. Но мальчишка исправно помог Гэрису облачиться в боевой доспех, после чего вооружился сам. Гэрис ехал на битву в роскошных панцирных латах, подаренных ему Хендриком. Дэрри одел под камизу легкую кольчугу, защитил руки и ноги наручами и поножами, а голову — шлемом. К луке седла мальчишка приторочил легкий арбалет, с которым много упражнялся последнюю неделю.
Гэрис поймал себя на мысли, что приставший к нему в клоаке Нижнего Города оборванец давно сделался ему добрым товарищем. Взбалмошный и нахальный, юный мастер Гледерик отличался, однако, здравомыслием и трезвостью суждений. А также храбростью, позволявшей высказывать эти суждения прямо в лицо надменным и важным вельможам. Не всякий сын лорда позволил бы себе вести себя так дерзко, как вел себя этот вчерашний бродяга. «Интересно, — подумал Гэрис, — знай он, что на самом деле движет мною, одобрил бы он или осудил меня, в конечном счете?»