Легенда
Шрифт:
зависимо копался, громко говорил с нами:
— Завтра сдаем большой блок… Петька, где зерка-
ло? У тебя лезвия есть? Степан уехал в отпуск, ты слы-
шал?
А она сидела на краешке табуретки, ссутулившись,
и молчала, словно ее и не было. Тихая-тихая, скром-
ная-скромная, беззащитная и все пыталась спрятать
ноги в стоптанных, перекосившихся туфлях довоенно-
го фасона.
Кубышкин и Петька обо всем переговорили, посмот-
рели
негативы. Потом Кубыш-
кин взглянул на стену и
сказал:
— Галя, пошли.
Она встрепенулась,
прошептала: «До свида-
ния», и пошла за ним
преданно и послушно.
Захар Захары ч.
Но третий жилец нашей
комнаты необычный. Ему
шестьдесят лет. Пред-
ставьте себе высокого,
подтянутого, с воен-
ной выправкой пожилого
мужчину. Добавьте со-
вершенно седую голову,
седую как лунь. Но седи-
на так не вяжется с ним,
что кажется — это прос-
то льняные белые воло-
сы, которые к тому же
приятно вьются. И толь-
ко потом с удивлением
замечаешь, что волосы
белы от старости. Но ста-
рым Захара Захарыча
назвать нельзя: он всег-
да гладко выбрит, черты
лица у него крупные,
энергичные; мясистый
нос. Наш Захар Заха-
рыч — водитель семитон-
ного самосвала «МАЗ-
205», человек с соро-
калетним стажем шо-
фера.
Я еще не узнал его как следует, потому что он боль-
шую часть дня находится в гараже; работал он и в во-
скресенье. Петька рассказал, что он старый коммунист,
то ли с 1918, то ли с 1919 года, водил в революцию бро-
невик, в Отечественную войну пошел добровольцем
на фронт и выдержал всю блокаду Ленинграда. Там
у него погибла вся большая семья, и с тех пор он
одинок.
Гараж от нас далеко, и Захар Захарыч выходит из
дому в шесть часов утра; для него мы оставляем гром-
коговоритель включенным на ночь. Он очень дисцип-
линированный, койка его заправлена идеально; гово-
рит он густым, приятным басом с уверенными рокочу-
щими нотками.
71
Но он стал совершенно беспомощным, когда при-
нялся варить суп.
Суп мы должны варить все. У нас коммуна. Скла-
дываемся и покупаем продукты, а готовим по очереди.
Вернее, как объяснил Петька, с очередью не совсем кле-
ится: варит тот, кто пришел первый и голодный. Каша
с гипосульфитом была моим первым достижением на
этом пути.
Но Захар Захарыч готовить не умеет, и Петька над
ним измывается:
— Не то, не то! Теперь лук покрошите. Где нож.
Батя, где нож? Господи, какой вы бестолковый!
— Петро, гляди, столько крупы хватит?
— Батя, вы с ума сошли! Это на целый взвод!
Куда вы высыпали? Доставайте обратно! Да ско-
рее же!
— Ничего, Петро, гуще будет…
— Куда гуще! Она не сварится. Доставайте лож-
кой, пока не размокла! Где ложка? Батя, поворачивай-
тесь! Вот лук, крошите скорее — сало горит!
Обед готовится со скандалом, зато потом содержи-
мое кастрюли вываливается в глубокую миску, от по-
лусупа-полукаши идет вкуснейший пар, мы усаживаем-
ся вокруг с чистыми ложками и начинаем «наворачи-
вать». Суп-каша жирный, густой, сытный. Я сдаюсь
первый, потом Кубышкин, а Петька с Захарычем сидят
до седьмого пота, любовно поскребывают ложками и
изредка роняют фразы:
— Кажись, надо было лаврового подбавить?
— Ха-рош… Сойдет и так.
— Ну уж!.. А картошка переварилась.
После этого следует чай, который мы пьем из
стеклянных полулитровых банок, потому что круж-
ки заняты химикатами. Чай плиточный — густой, мут-
ный, какой-то тоже сытный, после него уже невоз-
72
можно дышать, и мы валимся — каждый на свою
кровать.
— Ну, ребята, кажись, маленько подзаправи-
лись,— говорит Захар Захарыч, распуская пояс.
— А что, батя,— спрашивает Петька,— вы «фор-
ды» водили?
— Водил. Я еще старые водил, драндулеты такие —
может, видел на картинках?
— Ага. А «студебеккеры»?
— По Ладожскому. Я их три сменил.
— А «виллисы»?
— Водил. Это в Германии. Я генерала возил.
— Вы бы, батя, женились, а? Вон Кубышкин же-
нится.
— Да нет, Петро, куда мне… Я старик. Уж как-ни-
будь доживем…
КРЕЩЕНИЕ
В новеньком черном комбинезоне, новеньких рези-
новых сапогах я явился к прорабке четвертого участка.
На бревнах и камушках сидели, лежали, грызли семеч-
ки девчата в таких же комбинезонах, курили и хохота-
ли несколько мужчин. Я несмело подошел и спросил
у одного из них, не это ли бригада Анны Москаленко.
Он был рыжий-рыжий, как солнышко, и вдобавок заи-
кался.
— Буду у вас работать.