Легенда
Шрифт:
до, а не болтать! Ух, я не-на-ви-жу!
— Ты прямой, как доска, тебе бы только доклады
сочинять! В конце концов, всякий человек имеет право
на поиски и переживания!
— Нет! Нет у тебя такого права! Закройся одеялом
с головой, заткнись и переживай, а мне не смерди! Ты
мне надоел! Понимаешь, на-до-ел!
Он схватился за руку и быстро вышел. Я остался
сидеть злой, раздраженный, и опять все мысли смеша-
лись, перепутались. Ветер хлопал
вал пузырем марлю, которой затянуто окно. Вдруг в
коридоре затопали, зашумели. Голос сестры:
— Главврач! Главврач! Ольхонский из пятой пала-
ты на ступеньках лежит! Санитаров!
Я выскочил, бросился вниз. У выхода во двор, на
бетонном крыльце,санитарки поднимали Мишу. Сту-
пеньки были облиты кровью. Лицо его пожелтело,как
160
у мертвеца, он был без сознания. Бинт был сорван, и из
раны прямо на каменные ступени комками ляпала
кровь. Пока его донесли в перевязочную, протянулись
следы по лестницам, коридорам. Метались врачи, впры-
скивали камфору, слышалось: «Кислород! Кислород!»
Меня стал бить озноб. Мишу, такого же желтого,
без сознания, принесли и положили в кровать. В кори-
доре мыли полы.
«НЕТ МИРА ПОД ОЛИВАМИ!»
Нет спокойствия на земле, даже в больнице. Люди
врываются в мою жизнь и будоражат, зовут, требуют;
у меня голова разламывается от новых мыслей, новых
чувств. Люди самые разнообразные, люди непохожие,
они толкутся в моей душе и не дают спать по ночам.
Больница переполнена. Стройка вдруг обернулась
ко мне совсем иной стороной: я увидел, сколько тут
бывает несчастных случаев, сколько людей болеет. Ма-
шина «скорой помощи» почти не стоит: привозят и
привозят больных, покалеченных. В палате для желу-
дочников не оказалось места, меня положили в хирур-
гическое отделение.
На пятом участке придавило бетонщика, такого же
приемщика, как я; он замешкался у бадьи, шофер
задним ходом подал машину и прижал его бортом к
бадье, сломал два ребра. Это могло случиться и со
мной.
С эстакады упал и разбился вдребезги самосвал. Во-
дитель успел выпрыгнуть, но в кабине ехал мастер. Его
привезли еще живого, и он умер на операционном
столе.
Ночью привезли девушку, раненную ножом в спи-
ну. Шаркали в коридоре ногами, стучали кроватью.
И положили ее прямо в проходе, у нашей двери: нет
мест. Ее ударил жених: он напился пьяный, пришел к
11 Продолжение легенды
161
ней,
тил нож и ударил. Утром он прибежал бледный, до
смерти перепуганный, принес ей бутылку молока;они
сидели, взявшись за руки, и плакали…
Я дивлюсь докторам, милиции и судьям. Они видя
жизнь только в страданиях: несчастные случаи, беды
преступления. Казалось бы, они должны быть самым
мрачными и уставшими людьми. А наши, к примеру
доктора — веселые, беззаботные, цветущие. Это сплош
женщины. Полина Францевна, врач, которая делает
обход в нашей палате, не рисуется, не принимает бод-
рого вида, она просто словно бы считает нас бездельни-
ками и тряпками:
— Так-так… Ну-ну, еще закричи «мама»! Бог ты
мой, какой ужас — шприц! Ну, так что: будем плакать
или лечиться? А ну, вставайте мух бить! Развели тут
зверинец, валяются, как поросята, в шкафчиках поряд-
ка не наведут! Привыкли, что за вас жены работают!
Я вас отучу от этой привычки! Вставай, байбак, бери
полотенце!
— Я не могу правой…
— Левой бей! В домино играть умеешь? Видела,
видела, как стучал, чуть стол не разбил. Все вы симу-
лянты! Вас всех в один мешок — да в реку!
— Поленька, дорогая, подожди немного — мы са-
ми загнемся с вашим лечением.
— Да, с такой рожей, как у тебя, загнешься! Ишь,
отрастил подбородок, как купец! А ну, зубы не загова-
ривать! За полотенце!
И мы знаем, что мух должны выгнать сестры, и
мух-то налетело всего с десяток, но мы целый час охо-
тимся за ними, взбираемся на стулья, идем широким
фронтом и хлопаем, пока не остается ни одной. Хоро-
шая гимнастика!
Только сегодня я впервые увидел Полину Францев-
162
ну озабоченной, почти испуганной — когда принесли
Мишу. Она была бледная, осунувшаяся, ни разу не по-
шутила, регулярно каждые пять минут входила и щу-
пала его пульс.
Потом принесли высокое сооружение с длинным
стеклянным цилиндром, доверху наполненным кро-
вью, как сироп в ларьках с газированной водой. Ми-
ша уже пришел в себя. Полина Францевна натерла ему
спиртом руку у локтя, с хрустом всадила иглу — у ме-
ня мороз по коже пошел,— и кровь стала медленно пе-
реливаться в Мишкино тело. Мы молча смотрели на
это священнодействие. Кровь шла капля по капле.
— Ничего?
— Порядок.
Тихо. Сидим затаив дыхание.