Легенда
Шрифт:
— Правда.
— И мы правы? Правильно идем?
— Правы… Эх, поставь-ка утюг… нельзя так вы-
ходить, разок проглажу… Знаешь, Петька, уж если та-
кой разговор зашел, то ты знай одно: надо прожить
жизнь насыщенно. Чтобы все было большое: любовь —
так уж любовь, а не картошка, дружба — так уж друж-
ба, радость — так уж радость, а не пустяки, горе —
пусть будет и горе, как океан. А живут так те счаст-
ливые люди, которые маленького не ищут,
вут не только для себя. Вот и кумекай! Чтоб прошла
твоя длинная жизнь, и цели были, и дело рук твоих
было, и люди спасибо могли тебе сказать… Я уж не го-
ворю, Петро, про подлецов, что живут за чужой счет.
Этих надобно бы давить, как клопов. Только и свету,
что в щели,— и сам не смог увидеть, и от других хо-
чет закрыть. Клопом прожить — какая радость! Надо
ничего не понять в жизни, все чувства свои, да и чу-
жие, оплевать и в этой блевотине так до смерти и про-
скользить.
— Бр-р! Как вы выражаетесь, батя!
— Я бы не так еще сказал. Смотришь иной раз —
обидно! Зх, сколько глупости в человеке! Разве счастье
в деньгах, разве счастье в сытом и одетом брюхе, в ше-
стикомнатной квартире? Это пустяковина, это мелочь,
это само собой! Счастье — вот тут оно; счастье — это
буря, это битва, это — солнце в сердце, которого хва-
тит и для других, и для себя, и после смерти останется
бродить по свету, и будоражить, и звать, и светить! Ах,
Петро, что ты меня спрашиваешь о жизни! Это чувство-
вать надо, это голову и сердце надо иметь человечьи, а
не клоповьи. Любить надо жизнь, Петро, а не быть сви-
ньей к ней! Вот! Разволновал ты меня, а сам небось
173
смеешься… Ладно, замнем для ясности. Я уж чего-то
и забыл, наверно. Ну, вспомню — заеду. Бывайте здо-
ровы, ребята!
— Мы к вам придем, батя! Не простудитесь там.
Ночью холодно. Вот вам взять бы мое одеяло, а,
батя!
— Ни-че-го! Ваш «батя» старый солдат. Приходи-
лось ночевать и в снегу, накрывались дождичком, под
голову ветерок клали, да еще и взбивали. Так-то, черте-
нята! А в гости приходите!
Захар Захарыч хлопнул дверью, простучал по ко-
ридору, и еще в темноте, за окнами, слышались его тя-
желые шаги и дребезжащий, гудящий бас:
Иного нет у нас пути,
В руках у нас винтовка…
Распелся старик! И тут с грохотом ворвался Лень-
ка. В земле, в грязи, запыхавшийся:
— Чучелы! Что же вы сидите?! Перемычку рас-
крывают!
НАЧИНАЕТСЯ
Рассвет
ли молочные клочья тумана. Почему-то пахло снегом—
может быть, ветер приносил этот воздух с далеких гор.
Я стучал зубами — от прохлады и от волнения. Тонкая
перемычка, по одну сторону которой ангарская вода,
по другую — наш котлован. Два шагающих экскавато-
ра друг против друга протянули стрелы с берегов.
В тишине они начали взрывать землю. Жутко выли
их моторы; с лязгом, так, что колебалась под ногами
земля, ухали в утрамбованный грунт их ковши с
большими зубьями. Затрещали «юпитеры»: киноопе-
раторы начали съемку перекрытия.
174
Вздох пронесся по толпе: показалась вода. Еще
удар ковша — и пенистый, грязный ручеек поплыл с
комьями земли вниз, в котлован. Экскаваторщики за-
торопились, словно от быстроты что-то решалось; стре-
лы чуть не со свистом резали воздух. Уже поток, шум-
ливый, мутный, льется вниз, размывает перемычку —
и… грянула вода!
Это было величественно и жутко. С ревом и гулом
низвергаясь в котлован, вода десятками метров отхва-
тывала перемычку, экскаваторы задвигали лыжами,
попятились назад, прочь от водопада. На берегу крича-
ли, бросали в воду камни. Уходили под воду — навсе-
гда — те дороги, по которым мы бегали и спешили, по
которым ездили и ломали рессоры шоферы; уходили
под воду камни, на которых мы сидели перед сме-
ной, уходила площадочка, где стоял буфет и собира-
лись слоны — двадцатипятитонные «МАЗы», место,
где стояла контора, на крыльце которой нам вручали
знамя и Николай произносил свою речь… Больше ни-
кто никогда не увидит этих дорогих нам, памятных
мест. Разве что водолаз пойдет осматривать устои лет
через сто…
Мой Петька рычал, стонал и щелкал аппаратом.
Кто-то радостно орал:
— Братцы, я там лопату забыл!..
А «там» уже все кипело, вода была мутная, гряз-
ная, плавали щепки, мусор, бревна, доски вертелись в
водоворотах. Наши быки, водосливы уходили под воду.
Начинался второй этап: раскрывали другую пере-
мычку. Воды с двух концов наполняли котлован. Он
уже как полная чаша. Мы стоим на эстакаде — и нет
высоты, под самыми ногами бурлит и движется по кру-
гу мутная, в клочьях бурой пены вода. Казалось, что
теперь Ангара сама пойдет через станцию, через рас-