Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
Шрифт:
– Стая расфуфыренных фазанов! – ворчал себе под нос Конрад, шествуя во главе своей свиты к шатру французского короля. – Ничего, скоро сельджуки повыщиплют из вас перья!
Фридрих Швабский лишь загадочно улыбался, слушая ворчанье дяди и молча делая знаки Потане, чтобы тот переводил сердитые слова Конрада Василию. Потаня повиновался герцогу.
Конрад желал, чтобы Людовик непременно увидел в его свите русского витязя, поэтому Василий шел по левую руку от короля, чуть приотстав на полшага, а Фридрих находился по правую руку от своего венценосного дяди.
Следом за ними шли
Внутри королевского шатра от солнечных лучей, проникающих сквозь пурпурную материю широкого верха, все было пронизано призрачным красноватым светом.
Василий увидел в глубине шатра, разделенного ширмами на две части, два деревянных трона с высокими спинками. По сторонам толпились приближенные французского короля, блистая золотом украшений. На одном из тронов сидел широкоплечий детина с небольшой черной бородкой и усами, большеносый и толстогубый, одеяние которого скрывал плотно запахнутый белый рыцарский плащ. На голове чернобородого красовалась корона, не будь которой, его вполне можно было бы принять за мясника или булочника, облачившегося в рыцарские одежды.
«Ну и король!» – усмехнулся про себя Василий.
В этот момент герольды возвестили о прибытии Конрада и его свиты.
Чернобородый вскочил с трона и широкими шагами двинулся навстречу Конраду, вытянув вперед свои могучие ручищи.
– Здравствуй, брат мой! – воскликнул Людовик по-немецки, обнажив в улыбке широкие редкие зубы.
– Рад тебя видеть, брат, – сухо промолвил Конрад.
Два монарха обнялись на глазах у своих вассалов.
На другом троне горделиво восседала красивая молодая женщина, белое облегающее платье которой лишь подчеркивало ее прекрасные формы. На ее изящной головке, обтянутой белым платком, тоже красовалась корона несколько меньших размеров. На устах красавицы светилась приветливая улыбка, ее большие синие очи искрились спокойной радостью.
«Королева! – восхищенно подумал Василий, не в силах оторвать взор от сидящей на троне женщины в белом. – Сразу видно – королева! Не чета Мануиловой супруге, да и Феофилактовой тоже. Вот повезло Людовику!»
Французский король приказал слугам раздвинуть ширмы, за которыми стояли столы с угощением.
– Прошу тебя, брат мой, отобедать со мной и моей супругой, – вежливо произнес Людовик. – Приглашаю также твоего племянника Фридриха и всю вашу свиту.
Конрад принял приглашение с любезной улыбкой и первым поприветствовал королеву Франции. Его примеру последовал Фридрих. Затем, красуясь галантными манерами, перед прекрасной супругой Людовика принялись рассыпаться в изысканных приветствиях немецкие герцоги и графы.
Последним к трону королевы приблизился Василий.
– Даже свет солнца меркнет на фоне твоей дивной красоты, прелестная государыня! – с поклоном произнес Василий.
Потаня перевел его слова на французский язык.
Королева задержала свой лучистый взгляд на статном кудрявом русиче, наградив его очаровательной улыбкой. И сидя за столом рядом с Людовиком, королева то и дело поглядывала в сторону новгородца. Королеву звали Элеонора.
– Она бывшая графиня Аквитанская, – шептал Василию Потаня, сидящий рядом с ним. – Элеонора необычайно богата
– Ты-то откель знаешь про ее ветреность? – проворчал Василий. – Ты же, как и я, видишь Элеонору впервые.
– Немцы о том шепчутся, – тихо пояснил Потаня.
Сначала оба короля выпили по полной чаше за успех похода. Затем они выпили за здоровье друг друга. Потом вдруг Людовик предложил выпить за рыцарей короля Конрада, одержавших победу под Дорилеем.
Василий чуть не поперхнулся куском жареной гусятины после услышанного.
Немецкие феодалы недоуменно запереглядывались.
Конрад недовольно покусывал нижнюю губу, хмуря брови. Уж не издевается ли над ним французский король!
И только Фридрих небрежно усмехнулся, поднеся свою чашу ко рту: ему было все равно, за что пить столь чудесное вино!
Людовик заметил недовольство на лице Конрада, не укрылись от него и хмурые взгляды, какими обменивались в наступившем гнетущем молчании его высокие гости. Заметил Людовик и усмешку Фридриха Швабского.
Французы, поднявшие было свои чаши, невольно опустили их, видя, что никто из немцев не поддерживает этот тост.
– Я сказал что-то не так, брат мой? – негромко осведомился Людовик у сидящего напротив германского короля. – Разве твои воины разбили сарацин не под Дорилеем?
– С чего ты взял, брат мой, что мое войско одержало победу над сельджуками? – промолвил Конрад, не скрывая своего раздражения. – Или у вас во Франции принято так шутить?
– Я узнал об этом со слов императора Мануила, – пробормотал в ответ Людовик. – Когда мое войско подошло к Константинополю, то греки всюду только и твердили, что о битве между крестоносцами и сарацинами. Прошел слух, что Дорилей взят христианами. Значит, битвы не было?
Повисла долгая пауза.
И немцы, и французы глядели в сторону Конрада. Только Фридрих разглядывал свой опорожненный серебряный кубок да Василий с безразличным видом вытирал гусиный жир с пальцев куском грубой ткани.
– Битва была… – наконец выдавил из себя Конрад. – Но Мануил обманул тебя, брат мой. Победа осталась за сельджуками. Мы еле ноги унесли от проклятого Дорилея. – Конрад досадливо грохнул по столу кулаком. – Я потерял двенадцать тысяч воинов!
– Господь отвернулся от нас, – вставил аббат Бернар, тоже находившийся за столом. – Однако милость Всевышнего снова обратится к нашим знаменам при виде многих тысяч вновь прибывших крестоносцев, готовых сражаться за святое дело! Предлагаю осушить наши кубки за единство всех христиан против нечестивых агарян. Да будут их потомки в вечном рабстве у наших потомков!
За это охотно выпили все, сидящие за столом.
Напряженность, возникшая между двумя королями, постепенно улетучилась.
Красавица королева что-то прошептала на ухо своему супругу-увальню.
После чего Людовик обратился к Конраду с такими словами:
– Кто этот юный рыцарь, что сидит слева от тебя, брат мой? Он твой родственник?
Конрад ждал этого вопроса.
– Это русский витязь из города Новгорода, – громко сказал он, – его зовут Василий Буслаев. И хотя он мне не родственник, но обязан мне жизнью. Я ценю его за преданность и храбрость.