Легендарный
Шрифт:
Наступило молчание. Кто-то из противоположного угла проснулся от нашего разговора и мерзко выругался, потребовав "заткнуться и спать". В этом голосе я узнал Виктора. Узнали его и остальные, послушно разойдясь к своим кроватям и тут же спрятавшись под одеяло.
– Тебе больно, правда?
– спросила она украдкой, говоря почти шепотом.
– Мне больно, Света. Очень больно.
– Бедненький.
– он протянула руку и погладила "шишак" на щеке, касаясь своими тоненькими пальчиками, приятное тепло которых тут же отозвалось непроизвольным сокращением мышц по всему телу.
Она
Мы все были похожи друг на друга. Словно близнецы, каждый из нас хранил в себе частичку отца или матери, отразившихся на нашей внешности. Кто-то был высок и смугл, как отец, у кого-то кожа оказалась белой, словно снег, подобно той, что, наверное, была у матери. И глаза! Голубые. Густые русые волосы. Я унаследовал от матери больше, чем того предусматривала евгеническая программа и лишь физические данные: сила, выносливость, быстрота реакции, коей славился мой отец, оказалось во мне развито гораздо сильнее чем у других. Но внешность играла большую роль.
Я помню день, когда попросил свою мамашу показать фотографию отца поближе.
Она встала со своего места, нехотя проследовала до стены, где висела фотография моего давно умершего отца и, сняв маленький портрет, поднесла ко мне.
Тогда я впервые смог разглядеть его лицо поближе.
Мужчина средних лет, с длинным шрамом, протянувшемся по лицу, как будто бритвенно-острым лезвием невидимая рука полоснула его. Прямой взгляд, едва заметная щетина и скол на подбородке. Я так и не узнал откуда он взялся, да и был ли в этом смысл, когда его гены были во мне, как часть громадной мозаики, моя натура, характер, даже внешность и черты лица были воплощением его самого во мне и в тех сибах, что спали рядом в старом бараке, наспех построенном из подручных материалов другими сиб-группами до нас.
Утром "шишак" немного уменьшился в размерах, но все еще был огромен. Некоторые братья-сибы посмеивались надо мной на предрассветном марш-броске, но я старался не брать в голову подобное, осторожно поглядывая в сторону инструктора.
– Раз-два! Раз-два! Шире шаг!
Он бежал параллельно нашей колонне и не отставал даже на шаг. Несмотря на мерзкую погоду и низкую температуру, отчего изо рта во время дыхания вылетал пар, инструктор бежал по пояс голый, показывая всем нам, что никакая погода не может остановить его, если он сам этого не захочет.
У финиша, когда мы свалились без сил возле громадного валуна, закатившегося сюда с небольшого крутого пригорка, он дал нам слегка отдохнуть.
Дышать в окружавшей со всех сторон песчаной буре было почти невозможно. Легкие надувались, как кузнечные меха, а инструктор даже не думал останавливаться.
– Самое главное, кадеты, это ваше тело. Оно ваше оружие и вы должны уметь с ним обращаться. Слабость, хлипость, неумение дышать во время длительного марш-броска, а так же неуемное жранье во время обеда перед броском - все это делает вас уязвимыми перед обстоятельствами. Будущий пилот в первую очередь должен рассчитывать только на себя. Мех не сдвинется с места, если внутри не будет живого пилота. Вы не сможете прицельно вести огонь, если взгляд ваш будет "замылен", а сердце в груди трепыхается, словно белка в колесе. Научитесь понимать свое тело и подчинять, тогда и управление шестьюдесятью тоннами смерти покажется вам простым развлечением.
Он еще долго говорил нам о правилах, о том, что нас ждет и как все это пройдет. Говорил и о тех, кто не сможет дойти до Аттестации и отпадет, как сгнившие гроздья, пополнив ряды низших каст.
Это вызывало страх. Мы все знали, что этот день наступит, что однажды нас поставят перед фактом и натравят друг на друга, заставив сражаться на поле боя за заветное право носить звание пилота боевого меха. Но то, что из двадцати человек, детишек, едва успевших понять как им жить дальше, до Аттестации дойдет от силы пять-шесть, а сдать и вовсе смогут лишь единицы, стало для каждого из нас потрясением.
Он ждал нашей реакции, но сил не было даже на то, чтобы отреагировать на сказанные им слова.
Потом инструктор разделил нас на пары и распределил на открытой местности, поглядывая в сторону надвигающейся бури.
– У вас будет шанс, прямо сейчас, на своем примере доказать мне, что вы не зря несете в себе гены великих. Покажите на что вы способны и в будущем Клан вознаградит вас, если вы, конечно, будете достойны этого.
Потом наступило молчание.
Он встал неподалеку и подзывал по одной паре к себе в импровизированный круг, где через секунду начинался бой.
Парень с парнем, девушка с девушкой, иногда, когда ему хотелось изюминки, он плевал на правила и выставлял разнополые пары на бой, наблюдая, как начинается заведомо неравный бой. Тех, кто отказывался бить своего соперника, тут же наказывал ударами кнута. Несколько раз витиеватый хвост ручной змеи вздымался вверх, а потом со свистом опускался на плечи парней.
Крик и боль.
Затем снова приказ сражаться.
Кто-то соглашался, кому-то было все равно и он отказывался поднимать руку на неравного соперника. И только Виктор безо всяких слов выходил против любой из девочек-сибов, нанося размашистые удары, будто ударяя кувалдой. Через несколько минут песчаная арена оказалось алой от пролившейся на ней крови.
Марина и Джейна не смогли покинуть круг самостоятельно и девочек буквально на руках вынесли те, кто отказался биться в таких условиях.
Хотя политика Клана и была против такого, но в реальном бою пол не имел значения. Иной раз женщины проявляли себя куда лучше, чем мужчины, но здесь, когда нам всем не было еще и двадцати, схватка напоминала кровавое побоище. Ни одна из девушек не смогла победить своего оппонента. Лились слезы, текла чужая кровь, а он продолжал вызывать на бой сформированные пары.