Легенды авиаторов. Игровые сказки-2.
Шрифт:
и с пикирования. Когда сбрасывать бомбу — определялось автоматически. Сбрасывание
производилось тоже автоматически. Тут же делается фотография — что днем, что ночью,
безразлично.
— Скажи, Вася, не ты ли говорил, что многое зависит от летчика? — вкрадчиво вопросил
Горыныч. — И вот я слышу от тебя хвалу автоматике...
Вася отмахнулся:
— Смотри на вещи диалектично, Горыныч! Летчик в единстве с самолетом — вот
настоящая сила. А Ил-40 стал в начале пятидесятых как
хотелось установить единство... И вот, уже через три месяца после выхода постановления
правительства комиссия ВВС изучает макет будущего самолета. Дают добро. В феврале
пятьдесят третьего опытный самолет готов. 7 марта 1953 года летчик-испытатель
Владимир Коккинаки поднимает Ил-40 в воздух...
— И?.. — выжидательно спросил дракон.
— Что — «И»? — не понял Вася. — Ждешь подвоха?
— Всегда есть подвох, — сказал Горыныч.
— И самолет очень хорошо полетел, — сказал Вася. — Летно-технические данные,
характеристики управляемости, устойчивости. Все в порядке. В конце марта Коккинаки
вылетел на полигон «Фаустово», чтобы испытать переднюю пушечную установку.
Установили наземную цель. Летчик подошел к полигону на высоте пяти тысяч метров.
Ввел самолет в пологое пикирование. Нажал на гашетку пушек...
Младший лейтенант остановился и уставился на Горыныча. Дракон демонстративно
отвернулся.
— Вот сейчас, Горыныч, самое время сказать «И?..» — укорил его Вася. — Ты ведь знал,
а? Вырывающееся из пушек пламя ослепило летчика, тут же сбавили обороты и
отключились двигатели. Коккинаки прекратил стрельбу. Он находился достаточно
высоко, поэтому у него хватило времени снова запустить двигатели. После этого он
вернулся на базу и доложил Ильюшину о произошедшем.
Дракон кивнул:
— Ильюшин человек опытный, в обморок падать не стал — всякое случается, поэтому
срочно взялся исследовать проблему: почему такое безобразие, на советском самолете
двигатели при стрельбе из передней пушечной установки начинают работать
неустойчиво? Кстати, на первом варианте Ил-40 было шесть пушек, а не четыре,
Васенька. В конце концов, переделали самолет: для передних установили газоотводную
камеру, которая одновременно была носовой частью штурмовика. Из-за всех этих дел
государственные испытания самолета были отложены на полгода.
— И прошли успешно, — быстро сказал Вася.
— Ильюшин был не вполне доволен, так что он продолжал дорабатывать машину, —
подхватил дракон. — Немыслимого совершенства Ил-40 достиг в декабре пятьдесят
пятого.
тамошнем заводе часть производства под новый заказ. И уж весною пятьдесят шестого на
площадке летно-испытательной станции в Ростове стояло пять «Илов». В разгар этого
праздника жизни штурмовая авиация была упразднена.
Вася помрачнел так, словно катастрофа случилась только что и задела его лично.
— Это все «ракетное лобби», — проворчал он. — Новая военная доктрина требовала
учитывать, что тактическое ядерное оружие может быть применено. Следовательно,
совершенно иначе воспринимается роль авиации. Основные военно-воздушные силы
направляются для ударов по объектам, находящимся за пределами досягаемости огня
сухопутных войск. Отсюда — штурмовик не нужен.
— Звучит кощунственно, — согласился дракон. — Как это — штурмовик не нужен?
— Они же носились с теорией, что любой самолет, появившийся над полем боя, будет
немедленно сбит самонаводящейся зенитной ракетой. И так далее. Фронтовая авиация не
имеет будущего. В результате авиапредприятие в Ростове передали ракетостроителям. И
все стало плохо.
— Ничего, — дракон шумно выдохнул пламя, стараясь ничего не подпалить. — Будучи
своего рода живым штурмовиком, могу сказать одно: наше дело живо и жить будет.
68. Последний биплан
Младший лейтенант Вася весело откозырял майору Штюльпнагелю, который выскочил
как будто из ниоткуда и остановился прямо перед ним, с начальственным недоумением
вытаращив оловянные глаза.
Казалось, майор не вполне понимает, что это за Вася такой и для чего этот Вася вообще
здесь находится.
Будь товарищ младший лейтенант желторотым новобранцем, трюк майора возымел бы
действие и вызвал бы у молодого офицера вихрь разноречивых мыслей на тему: «А не
совершил ли я, случаем, какого-нибудь должностного преступления?»
Но Вася был закален долгой службой и хорошо знал «Карлсона», как любовно звали (за
глаза, конечно) сурового майора Штюльпнагеля.
— Здравия желаю, товарищ... герр майор! — браво произнес Вася.
— Вольно, — буркнул майор. — Кого это вы опять сбили?
— Француза, — поведал Вася.
— Как его, Ларош? — Штюльпнагель, прищурившись, посмотрел в небо, как будто
рассчитывал узреть там летящего Лароша. — Какой-то он невезучий, не находите? Может