Легенды Древесных и Каменных Улиц
Шрифт:
Оливка же все три дня провела в постели, утепленная одним тонким, летним одеялом и двумя зимними пуховыми. Её хромую ногу выкручивало так, что слезы сами волей-неволей брызгали у девочки из глаз, хоть она и старалась держаться, мужественно стиснув зубы, а пододеяльники – пальцами. Бабушка проявляла недюжинную заботу, без конца грея чайники, заваривая успокоительные травяные сборы, приобретенные в лавке матери Санни, хлопоча о её больной ноге и не разрешая внучке притрагиваться к краскам и холстам. Чужие сны в этот период особенно одолевали Оливку, затопляя, как дождь канавы и выбоины, сознание. Это было подобно беспрерывной, заунывной трансляции. У Санни ледяные
Оливка вредничала, огрызалась, и только к концу второго дня отметила про себя, что от бабушки совсем не пахнет можжевеловым джином. После этого открытия Оливка присмирела, прекратила скрежетать зубами и встречала заходящую проведать родственницу слабой улыбкой на побелевших губах. Девочка попросила бабушку не говорить маме и папе по телефону о том, что у них здесь дождь, чтобы избежать лишних волнений и наставлений.
– Наконец-то мы с тобой, лягушонок, пришли к соглашению, – прихлебывая смородиновый чай из щербатой чашки, провозгласила старуха.
Что касается Филина и Мистики, то этим двум друзьям-единомышленникам было наоборот вполне комфортно в ливневый период. Пока неженки, как саркастично отметил Филин про Санни и Оливку, прятались в уютненьких гнездышках, они с Мистикой нацепляли дождевики с резиновыми сапогами, отправлялись в лесок за грибами, вдыхали перепрелый озон, ослепленные яркостью зелени и серебристыми рыбьими спинами. Мистика улыбалась до ушей – Филин вернулся к ней за подмогой в «озерных проказах», словно не существовало никогда самодовольного незнакомца-пришельца по имени Ром, опьянившего её друзей.
Однако время очень быстротечно, а когда ты счастлив, втройне не замечаешь его хода. На третий ливневый день мать с отцом уехали к дальним родственникам, по чрезвычайно важному делу, тем самым «повесив» на старшую всех остальных детей. И вот – Мистика сидела на пеньке тополя облаченная в синий дождевик и в ставших уже неизменными черных резиновых сапогах. Капюшон она скинула, так как дождь на мгновение прекратился, превратив лесок в доисторические джунгли с гигантскими хвощами, папоротниками и белыми букетиками тысячелистника; где около извилистых корней наплодились различные виды грибов. Пробудились птицы и лягушки, поднимая дружный гвалт, словно выступая в сообществе с целой гурьбой младших братьев и сестер Мистики. Несмотря на скучнейшее в её представлении времяпрепровождение, Мистика бдительно следила за перемещениями детей. Через несколько шагов перед ней раскинулось поле с сиреневыми и голубыми колокольчиками, ставшее игровой площадкой для бесчисленного выводка – младших братьев и сестер.
После дождя воздух был стеклянным. А блекло-желтый свет солнца вкупе с мокрой зеленью листвы создавали эффект, будто бы находишься под водой одного из озер. Представив себе эту картину, девочка слегка взбодрилась. За спиной она расслышала шум ветвей, словно кто-то настойчиво торопился пробраться сквозь кустарники, избегая наступать на скользкие валуны. Она не успела обернуться, как перед ней возник запыхавшийся, взъерошенный Филин в полной экипировке – дождевик и резиновые сапоги.
Мистика готова была заулыбаться, взмахнула рукой в приветственном жесте, радуясь нежданной встрече. Филин же опустил голову, поправил нервно очки на носу и вильнул в другую сторону.
– Ты куда это?
Она проследила траекторию его ходьбы. Филин направлялся к кладбищенским холмам. С тенистой стороны, в ветвях деревьев, образовалась внезапная птичья трескотня. Кто-то из младших братьев загорланил воинственный клич.
– Искать Рома, – сказал нехотя Филин.
Мистика мигом надулась, точно рыба-ёж, и рявкнула вслед мальчику:
– Ну и катись! Все равно ты сегодня похож на заспиртованного карпа!
С ней что-то не то творилось последние недели. В груди теснились невысказанные слова, горло душило, а на глазах всё чаще наворачивались крупные горячие слезы. Она иступленно рылась в своих журналах, энциклопедиях и картотеке Бестиария, ища ответы на всплывающие в сознании вопросы. Корявые, сбивчивые её стихи с историями отныне полнились колкостями и замогильным холодом. И это даже не было связано с появлением в их компании Рома. Мистика ощущала перемены в себе, и как ей самой казалось не в лучшую сторону…
Хлестнув ореховым прутиком по сапогам, девочка вновь метнула бдительный взгляд на детей. Те бесились в поле, выделывая сальто и ходя на руках. Она почувствовала себя зрительницей циркового шоу. Действо так позабавило её, что Мистика решила извиниться за невольно брошенное оскорбление. Снова опоздала. Филин передернул плечами и бросил в ответ:
– А сама-то. Уселась на пень, точно банши. Уа-уа!
Мистика тут же вскочила, но её отвлек крик сестренки, чью руку заломил за спину один из братьев.
– Мистика, на помощь! Они хотят взять меня в плен, а я хочу быть принцессой-ниндзя!
Филин тотчас покатился со смеху, удаляясь к границе поля. Его фигурка напоминала искусно сделанную статуэтку, волшебным образом способную передвигаться. Мистика же с такого расстояния выглядела потерянной, разрываемой между наподдать ему или же спасти сестренку от проказы братиков. Морально сложный выбор.
Почти скрывшись из виду, Филин все-таки крикнул радушно:
– Еще увидимся! Не скучай!
***
Спускаясь с холма, Филин удивлялся откуда здесь могут быть прошлогодние, судя по виду, сосновые вперемешку с хвойными иголки. Он скользил по ним каждый шаг, мысленно проклиная затею отправиться к кладбищенским холмам. Именно там был приют Рома, когда он посещал Улицу Ив. На пути ему повстречались репейники, тысячелистники, повилика и даже пара неизвестного ему вида грибов. В лощинах было мертвенно холодно, запущенно, но как только Филин выбрался к простору холмов, небо словно бы стало бледно-лиловее, появились ласточки, ветер заиграл с травами мягче, обдавая всё вокруг еще теплым августовским дыханием.