Легенды о проклятых 2. Непрощенная
Шрифт:
– Не смей! Никогда, - толчками все сильнее вдираясь в ее тело, - называть меня так! Нет меня больше! Сдох… ты убила, - и еще сильнее удар за ударом, глубже и яростней, - два раза сдох.
Ладонь на ее рот, чтоб молчала, чтоб с ума не сводила голосом своим и этой иллюзией, которая вернулась через десять лет и поселила жалкую надежду. Вбиваюсь в нее и ногти о стену ломаю. С каждым судорожным толчком удар по камням, костяшки сбивая в кровь и глядя в ее закатывающиеся, блестящие от слез глаза. Смотрю, как голову запрокидывает, чувствую, как сжимается ее плоть вокруг моего раскаленного
Тяжело дыша, замер, упираясь воспаленным лбом в каменную стену, чувствуя, как ладонями по лицу моему проводит, по волосам гладит. Отстранился от нее, глядя пьяными глазами в ее глаза, отступая назад, сжимая руки в кулаки, видя, как закрываются ее глаза и глядя на медленно ползущий по голой ноге шелк подола, на сдернутый вниз корсаж платья и растрепанные волосы. Закрыл клетку, вешая замок и в ярости дернул решетку. Развернулся, чтобы уйти и услышал вдогонку.
– Я ждала тебя почти десять лет. Каждый день…каждую ночь. Я звала тебя в моих мыслях, а ты не приходил. Ты меня бросил. Ты осуждаешь меня за то, что я сдалась через девять? Ты не пришел за мной! Ты был занят войной, Рейн дас Даал. Своей местью. А я научилась вас ненавидеть за все это время. И ничего не изменится даже сейчас. Никогда не изменится.
Остановился, не оборачиваясь к ней и сжимая кулаки до боли в суставах. Решение пришло мгновенно. Схватил стражника и перерезал ему горло. Маалан бросилась к клетке, тяжело дыша и глядя на меня, пока я опять отпирал замок. Схватил за руку.
– Ты что делаешь, Рейн?
– сжимает мою руку, поправляя корсаж платья, пытается сама заглянуть мне в глаза, но я ей не отвечаю. Тащу за собой. Еще на ярус ниже.
Убил двух охранников ударами кинжала в горло. Она не кричит, только дышит тяжело, со свистом, глядя расширенными глазами, как они к ногам ее падают, заливая лестницу кровью. Да, маалан, за тебя умирают не только лассары. Сам не смотрю на них, не хочу видеть презрение в их глазах. Я и сам себя презираю.
– Рейн, - шепчет мне, впиваясь в мою руку, пытается остановить, а я не вижу ничего и никого. Я иду напролом потому что времени у меня нет. Если увидит кто-то, то это будет и мой конец. Но я подумаю об этом позже. О масштабах этого безумия. Подумаю, когда спрячу ее так, что ни одна псина не найдет. А когда на Талладас уйдем с собой заберу. Там уже всем не до нее будет. Война хорошо промывает мозги. Врагов не внутри ищешь, а беспощадно рубишь их на поле боя.
Когда подвел ниаду к клетке в которой сидела ее служанка, Одейя с шумом выдохнула и закрыла глаза, а потом за руку меня схватила снова и второй рукой вцепилась мне в плечо.
– Не делай этого. Они тебе не простят, Рейн. Будет мятеж. Ты не имеешь права. Только не ради меня.
Я усмехнулся, а сердце дернулось и сжалось так сильно, что мне стало больно. За меня боится? Неужели? Не играет, а на самом деле боится. Я на дне глаз её вижу этот страх и меня начинает лихорадить новой волной, новым приступом истерического триумфа. Не отдам. Пусть горит все синим пламенем и Валлас и Лассар.
– Я разберусь.
Повернулся к замку, отпирая и видя, как на меня смотрит Моран. Лицо женщины в кровоподтеках и ссадинах, одежда изорвана и висит лохмотьями. Инквизиция уже с ней поработала. На рассвете от нее бы самой остались одни ошметки.
– Выходи. – подал ей руку, помогая подняться, - Давай, поторопись.
Моран выбежала из клетки и рывком обняла свою госпожу, поглядывая на мое лицо без маски с выражением искреннего ужаса.
Они не сказали ни слова друг другу. Только смотрели в глаза и… я впервые увидел, как глаза Одейи сверкают радостью, она улыбается сквозь слезы. Улыбается, когда мои руки по локоть в крови валласаров, моих людей. За последние дни я убил их больше, чем проклятые лассары за последний месяц.
Женщины пошли за мной, а у меня в голове лихорадочно отщелкивало время до рассвета. Пересыпались крупинами кровавого песка часы. Я хотел вывести их через запасной выход из подземелья к стене Адвера, спрятать у вышки, а дальше провезти на север в военной повозке, которую не станут досматривать если я лично выпишу пропуск. Это будет похоже на побег, если отправить на поиски дозор с собаками, то они ничего не найдут, так как ниада останется в Адвере. Сжимая рукоять кинжала, я вел их за собой вниз, на самое дно, к узкому лазу под городом.
На лестнице раздались шаги, и я впечатал обеих женщин в стену, сжимая кинжал сильнее и приложив палец к губам. Кто-то спускался вниз с факелом в руках. И этот кто-то не мог не заметить наверху мертвецов. Как только показалась фигура в форме я резким движением вогнал острие кинжала в шею стражника, и он мешком рухнул вниз, скатился по ступеням, хрипя и разбрызгивая фонтаны крови по стенам.
Но он спускался не один. Я слышал шаги по крайней мере двоих и был готов к броску, но замер, увидел Сайяра. Мы смотрели друг другу в глаза ровно несколько секунд, потом он перевел взгляд на мертвого охранника и снова на меня. Его пальцы сжали рукоять меча, а мои все также сжимали кинжал. Я уже видел несколько способов, которыми убью его. И видел по его глазам, что он знает об этом. Сайяр разжал пальцы, опустил руку и склонился в поклоне. Я выдохнул и выпрямился, чувствуя, как вдоль позвоночника прошла дрожь облегчения.
Сайяр не двигался, смотрел на меня исподлобья.
– Ты единственный кому я доверяю, как себе, - тихо сказал я, - единственный, кому я могу доверить её и не бояться, что праведный гнев превысит меру твоей преданности мне.
– Я клялся тебе в верности, Рейн, я принес тебе присягу на крови. Ты мне как брат. Я скорее дам изрезать себя на куски, чем нарушу эту клятву.
Зато я их нарушил. Все саананские клятвы нарушил ради нее. Только сейчас я понимал масштабы этой бешеной страсти. Этого больного безумия. А Сайяр их понял намного раньше меня.