Легенды, заговоры и суеверия Ирландии
Шрифт:
При таком соотношении страны и ее столицы очевидно, что никакая попытка добиться национальной независимости не могла получить поддержку в Дублине. Наша столица не связана ни с одним славным моментом в летописи нации, в то время как ее имя и влияние преобладают во всех черных трагедиях нашей печальной истории. Дублин и ирландский патриотизм связывают только эшафот и виселица. Статуя и колонна действительно возвышаются там, но не для того, чтобы почтить сынов родной земли. Общественные кумиры – чужеземные властители и чужеземные герои. Маколей красноречиво говорит об этом: «Ирландцы обречены видеть в каждом месте памятники своего покорения; перед зданием совета – статую их завоевателя, внутри – гобелены, на которых выткано поражение их отцов».
Ни одна статуя известного ирландца до недавнего времени не украшала ирландскую столицу. Нет памятника, к которому можно было бы направить взоры юных ирландцев, в то время как их отцы говорили бы им:
Воистину печальное занятие – пробуждать воспоминания Дублина, даже относящиеся к этому веку. Там, в этом неприметном доме на Томас-стрит, поднимаются видения жуткой ночной сцены, когда юный, страстный Джеральдин [112] тщетно боролся в смертельной схватке со своими предателями и теми, кто пришел его схватить. Пройдите по той же улице, и рядом с церковью Святой Екатерины вы увидите место, где была водружена виселица для Роберта Эммета. Перед этой мрачной тюремной громадой два юных брата, красивые, образованные и знатные, и много молодых и прекрасных людей после них искупили смертью свое роковое стремление к свободе Ирландии. Посмотрите на этот величественный портал, ведущий теперь к столам менял; через него меньше столетия назад вошли люди, которым были доверены права нации, вошли, чтобы продать эти права, и вышли оттуда не заклейменные как предатели, но награжденные, обогатившиеся и вознагражденные титулами, пенсионами и почестями.
112
Имеется в виду лорд Эдвард Фицджеральд (1763—1798), ирландский революционер. Лорд Фицджеральд скрывался от ареста в доме торговца Мерфи на Томас-стрит; за его голову была назначена награда. Его выдал доносчик; сопротивляясь аресту, Фицджеральд убил кинжалом одного из английских офицеров и ранил другого. Начальник полиции Дублина Генри Стирр выстрелил в него из пистолета; через несколько дней Фицджеральд умер в тюрьме от раны.
Однако ненормальные отношения между нашей страной и ее столицей, естественно, вытекают из их прошлого. Дублин не был ни построен ирландцами, ни заселен ирландцами; это скандинавское поселение посреди южной нации.
Задолго даже до норманнского вторжения в Ирландии существовали две расы столь же различные, как и пути, которыми каждая из них достигла Ирландии; и хотя прошли века с тех пор, как скиф и южанин впервые встретились в этой далекой стране, изначальные различия так и не стерлись: расы не слились в единую однородную национальность. Другие нации, как англичане, смешались со своими захватчиками, результатом чего стали прогресс и высокая цивилизация. Римлянин, сакс, датчанин и норманн – каждый оставил свой отпечаток на первобытном бритте; и из римской храбрости, саксонской бережливости и норманнской гордости развилась сильная, мудрая, гордая островная нация, правящая миром, – океанский Рим. Похожее смешение противоположных элементов, но в других пропорциях, дало шотландский национальный характер – мрачный, мудрый, ученый, предусмотрительный, трудолюбивый и несокрушимо независимый. Но ирландская раса остается отличной от всех других, как евреи или цыгане. У нее нет избирательного сродства, она не вступает в новые соединения, не образует новых результатов, не привлекает к себе скифских качеств – суровой уверенности в себе и неукротимой гордости независимости, но все еще сохраняет все старые добродетели и пороки своей полувосточной природы, которые делают историю Ирландии таким печальным памятником страстных порывов, заканчивавшихся обычно поражением и отчаянием. Англичане, с их медленной речью и отталкивающим поведением, все же способны не только хорошо и умело править собой, но и править всем миром, в то время как ирландцы, столь очаровательные, красноречивые, храбрые и одаренные, так и не добились особого места в политической системе Европы. У нас даже было преимущество более раннего образования, мы научили Англию писать, крестили ее народ, приютили ее святых, дали образование ее князьям; мы дали ей лучших генералов, лучших политиков, лучшие войска, но тем не менее у нас так и не хватило сил править своим собственным королевством. Этнологи скажут вам, что причина этого – раса. Может быть. Давайте же поплывем вверх по потоку времени вплоть до Арарата и попытаемся найти наших предков среди детей восьми изначальных богов, как
Весьма умный немец советует всем пишущим обзоры начинать с потопа, так что ни один факт, связанный с предметом обзора прямо или косвенно, не сможет избежать внимания. Когда речь идет об Ирландии, это правило становится необходимостью. Наша нация восходит к временам расселения, и наши промахи и ошибки, наша внешность и наша речь имеют родословную в четыре тысячи лет. Другие первобытные нации были потеряны в результате переселений, уничтожены войнами, поглощены империями, разбиты варварами: именно так древние царства Европы сменили хозяев, а древние народы и языки умерли. Только здесь, в этой островной тюрьме Атлантики, можно найти древнюю расу первобытной Европы, существующую как нация, говорящую на том же языке, как те ранние племена, что первыми двинулись на запад, когда Европа была еще незаселенной пустыней.
Мы узнаем из священных книг, что первые миграции человечества, с «одним языком и одним наречием» [113] были с Востока; и каждая последующая волна населения текла от восхода к заходу солнца. Интеллект и наука движутся всегда на запад. Ход человечества противоположен движению планеты. Жизнь движется противоположно материи. Возможно, это метафора нашего духовного изгнания – путешествие «все дальше от Востока» [114] , но, находясь у самых дальних пределов, мы лишь вновь приближаемся к славе Востока.
113
Быт., 11: 1.
114
Строка из поэмы У. Вордсворта «Обещания бессмертия».
Постепенно, вдоль вод Средиземного моря и прекрасных островов на нем, которые служили местом отдыха для скитальцев или мостами, что пересекали племена, первобытные семьи яфетической расы достигли по очереди трех великих полуостровов Великого моря, оставив на каждом росток могучей нации. Продолжая свой путь вперед, ведомые провидением Божиим, они прошли через врата Атлантики, обогнули берега одетой в виноградную лозу Франции и наконец достигли островов заходящего солнца, на самом краю Западной Европы.
Но медленное продвижение этих морских колоний, оставивших неизгладимые отпечатки своих имен на поверхности земли от Ионии до Тартесса в Испании, могло занять много веков, и Мириам могла пропеть погребальную песнь фараону, и Моисей вел вперед народ Божий, прежде чем потомки первых мореплавателей высадились в зеленой и безлюдной Ирландии.
Древнейшие племена, достигшие нашего острова, хотя и отдалившиеся столь сильно от центра света и мудрости, должны были все еще сохранять знания, необходимые, чтобы поддержать существование и сделать новую страну обитаемой. Они расчищали леса, разрабатывали рудники, строили покои для мертвых так, как это делали их оставшиеся в Тире и Греции родичи; ковали оружие, оборонительное и наступательное, такое же, какое герои Марафона использовали против длинноволосых персов; воздвигали алтари и колонны, по сей день стоящие среди нас, загадочные и вечные символы простой первобытной веры; у них были барды, жрецы и законодатели, древний язык Синара, одеяния Ниневии и древняя вера, ритуалами которой были молитва и жертвоприношение.
Родственные расы, оставшиеся оседлыми, построили города и храмы, до сих пор считающиеся чудесами света, и среди них процветали искусства, невозможные для кочевников равнин или скитальцев по островам в океане; но судьба рассеяния по-прежнему тяготела над расой, и из этих центральных точек цивилизации постоянно отправлялись в путь племена и семьи для новых завоеваний еще непокоренной земли.
Мудрость, которую принесли с собой первые колонисты острова, зачахла бы от недостатка питания, если бы новые племена из стран, где цивилизация стала развитой и постоянной, не давали бы постоянно новых импульсов к прогрессу. Обладая более сильными и мощными ремеслами и оружием, они, в свою очередь, обретали господство над своими более слабыми предшественниками, и с помощью торговли, законов, искусств и учености они организовывали племена в нации, неся вместе с порабощением просвещение.
Завоевание Ханаана дало второй великий толчок потокам человечества, постоянно текущим на запад. Ирландские предания сохранили, хотя и в искаженной форме, имена двоих из вождей сидонских беженцев, высадившихся в Ирландии: Партолон с его женой Эльгой и Гаделий с его женой Скотой.
«Этот Гаделий, – говорят легенды, – благородный знатный человек, мудрый, отважный и искусный в речи, после того как утонул фараон, отплыл в Испанию, а оттуда в Ирландию с колонией греков и египтян и со своей женой Скотой, дочерью фараона, и он научил ирландцев письменности и воинским подвигам на манер греков и египтян».