Легионер из будущего. Перейти Рубикон!

Поротников Виктор Петрович

В следующий миг Мелинда растаяла в воздухе, оставив после себя лишь аромат французских духов, принесенный ею в глубокую древность из мира электричества и высоких технологий.

– Прощай, Мелинда! – прошептал я, коснувшись рукой того места на скамье, где она только что сидела.

Стоял декабрь 50-го года до нашей эры.

Глава шестая

Быть или не быть

У древних римлян было рационально-практичное отношение к религии, это мне сразу бросилось в глаза. Люди, облеченные государственной властью, и государственные жреческие коллегии в первую очередь совершали молебствия и жертвоприношения в честь Юпитера, царя богов, Юноны, супруги Юпитера, Януса, небесного «привратника», Весты, покровительницы домашнего очага, и Квирина, родоначальника и покровителя римских граждан; отсюда самоназвание римлян – квириты.

Эти пять божеств являлись главными покровителями Римской государственной общины. Гневить их было ни в коем случае недопустимо, ибо это могло навлечь величайшие бедствия на всех римлян. В этой связи из года в год все избранные магистраты и высшие жрецы были обязаны проводить священнодействия в определенные дни и часы суток. Главное в этих обрядах было точное их соблюдение, описанное до мельчайших подробностей в древних книгах жрецов-понтификов.

Обычный гражданин, знатный и не знатный, поклонялся тем богам, которых издревле почитали в его семье и родовой общине. Помимо этих божеств всякий римлянин чтил души умерших предков, которые назывались ларами. В каждом римском доме имелся особый шкаф с полками, на которых стояли изображения умерших предков из гипса, мрамора или алебастра. Обычно это были небольшие бюсты; такой шкаф назывался ларарий, его устанавливали рядом с изображениями пенатов, богов-покровителей семьи. Во время трапезы перед ларами на маленьких блюдах ставили их долю пищи.

Считалось, что домашние пенаты охраняют единство и благополучие семьи, поэтому им приносились жертвы во время всех семейных торжеств. Если римлянин надолго уезжал из дома, то лары оставались в его жилище, а пенаты незримо следовали за ним, дабы оберегать его от опасностей.

Я обратил внимание, что главным божеством-покровителем для Цезаря является Венера. Маленький амулет из слоновой кости в виде фигурки этой богини Цезарь постоянно носил на шее. Статуэтка из терракоты в виде обнаженной Венеры всегда стояла на столе в таблинуме Цезаря.

Цинна однажды сказал мне, что эту статуэтку мастер-ваятель изготовил для Цезаря по его заказу, придав ей внешнее сходство с Корнелией, сестрой Цинны. Это было в тот год, когда Корнелия скончалась от болезни. Со слов Цинны выходило, что Цезарь очень сильно любил Корнелию. Сулла, став диктатором Рима благодаря своим легионам, безжалостно истреблял всех своих противников. Сулла приказал Цезарю развестись с Корнелией, которая происходила из семьи, враждебной Сулле. Однако Цезарь не подчинился всесильному диктатору, несмотря ни на какие угрозы. Лишенный родового наследства и приданого жены, Цезарь был причислен к врагам Суллы и вынужден был скрываться за пределами Рима.

Корнелия родила Цезарю дочь Юлию, выданную в свое время замуж за Помпея. Это было в ту пору, когда Цезарь и Помпей считались друзьями и действовали сообща против своих противников в сенате. Помпей питал сильные чувства к Юлии, в которой гармонично сочетались красота и мягкость характера. Смерть Юлии, скончавшейся при родах, повергла Помпея в безутешную печаль. От этого горя Помпей смог оправиться, лишь женившись на юной Корнелии, дочери Метелла Сципиона, которая также отличалась изумительной красотой и добрым нравом.

Цезарь любил свою дочь Юлию, которая была точной копией своей матери. Цезарь пребывал в Галлии, когда скончалась Юлия, поэтому он не смог присутствовать на ее погребении. Цезарь выпросил у Помпея медальон из оникса с изображением Юлии и также не расставался с ним.

Живя бок о бок с Цинной, я осознал, какое исключительное место занимает религия в жизни древнего римлянина. Каждый момент его обыденной жизни был подчинен какому-нибудь обряду. Несмотря на то что Цинна жил в доме Цезаря, то есть являлся гостем, он тем не менее утром и вечером молился у очага пенатам этого дома. Цинна и меня заставлял участвовать в этих обрядах. Выходя из дома и возвращаясь в дом, Цинна также произносил краткие молитвы на пороге. Перед каждой трапезой Цинна вместе с Цезарем молился богам-покровителям, принося им в жертву малую толику угощения со стола. Это могло быть и обычное возлияние, когда из первой застольной чаши на пол проливалось чуть-чуть вина.

Вне дома Цинна почти не мог сделать и шага, чтобы не наткнуться на какой-нибудь священный предмет, который, по его мнению, носит на себе отпечаток недавнего присутствия кого-то из богов. Порой Цинна мог посреди разговора вдруг отвлечься от всего земного и шепотом прочесть молитву, иногда – внезапно отвернуться и закрыть лицо краем тоги, чтобы не увидеть какой-нибудь зловещий знак. Эти недобрые знаки мерещились Цинне повсюду. Он носил на себе амулеты от сглаза, от многих болезней, от порчи, которую, по его словам, злые люди могут послать по ветру. Он знал различные заговоры, предотвращающие любой недуг, – и верил, что они излечивают хворь, нужно только произнести их двадцать семь раз и при этом плюнуть на особый манер.

Никогда Цинна не выйдет из дома, не оглядевшись вокруг, не убедившись, что рядом нет какой-нибудь птицы, появление которой может служить дурным предзнаменованием. Никогда Цинна не переступит порог правой ногой и не станет стричь волосы до начала полнолуния. Есть слова, которые он ни за что не произнесет, ибо тем самым может навлечь на себя беду. Если у Цинны появится какое-нибудь сокровенное желание, то прежде, чем поделиться им с кем-нибудь, он напишет его на табличке, которую положит в храме у ног статуи божества. Цинна откажется от хорошо обдуманного намерения, от прекрасно рассчитанного плана, если только его слуха коснется какое-нибудь зловещее слово или он увидит некий недобрый знак.

Это меня поражало в Цинне, который был не какой-то темный простолюдин со скудным умом, которому нищета и невежество мешают избавиться от предрассудков. Цинна являлся патрицием, образованным и начитанным, с достаточно широким для своего времени кругозором. Цинна порой смеялся над наивной недалекостью здешних селян, которые поддаются на обман жрецов, выдумывающих разные небылицы при жертвоприношениях с целью вынудить простаков раскошелиться на более щедрое подношение богу, а сам чуть ли не каждый день обращался к гадателям за разъяснением по поводу своего сна или увиденного недоброго знамения.

Но еще сильнее меня поражало то, что и Цезарь был подвержен таким же суевериям и мнительности, какие довлели над Цинной и прочими знатными римлянами из его окружения. Цезарь был умен и прекрасно образован, но и он при всей своей мудрости и прозорливости постоянно шел на поводу у страхов и опасений, порождаемых в нем верой в обидчивых и злопамятных богов.

Я решил при первой же возможности использовать благоговейный трепет Цезаря перед всевозможными божественными знамениями себе на пользу. Вернее, на пользу делу, ради которого я и стал агентом-хранителем.