Легионер. Книга третья
Шрифт:
Шаховской, увлекшись обличениями, уткнул в свояченицу указующий перст:
– Вы со скандалом уехали, но уже через пару месяцев снова вернулись на Сахалин! Вы возвратились сюда, наделав в «альма матер» новых долгов. Позже мне шепнули, что вы вторично заложили имение, продав перед этим последнюю рощицу. И сюда вы вернулись, пардон за бестактность, без копейки денег! А нынче? Вспомните, сударыня: уезжая нынче в отпуск с семейством, я договорился с вами, что вы поедете в свое имение тотчас после нашего отъезда и попытаетесь все же привести его в порядок. Ежели помните, – ядовито напомнил князь, –
– Серж, вы мелочны и жестокосердны!
– Сударыня, довольно! Позволить вам поехать в Петербург, к моей супруге и детям – значит не желать им добра. Позволить вам поселиться в доме у моих родителей я тоже не могу! Извольте: я немедленно подпишу еще один банковский чек – но при условии, что вы уедете отсюда нынче же, на «Нижнем Новгороде». Тверской банк будет ежемесячно выплачивать вам назначенный мною пенсион – но только при непременном условии вашего проживания в своем поместье! Выплаты прекратятся, как только вы покинете поместье! И – все! Все, сударыня! Довольно! Перестаньте плакать и займитесь своим багажом! А мне, простите, недосуг! Тут и без вас голова кругом идет!
Не слушая дальнейших возражений и слезливых жалоб, князь выскочил из кабинета и с треском захлопнул за собой двери. Вызванные им еще с парохода трое чиновников окружного управления терпеливо дожидались начальства в прихожей.
– Едем, господа! В этом доме даже спокойно поговорить нет никакой возможности! – на ходу бросил им князь, сбежал с крыльца и ткнул в спину кучера. – Сначала в контору, потом к Жонкьеру, дурак!
Глава первая. Первое испытание Ландсберга
Доставленный с «Нижнего Новгорода» к недостроенному тоннелю, прямо с «корабля на бал», Ландсберг ругательски ругал себя за неуклюжую попытку познакомиться и наладить отношения с местными арестантами. Встретили его настороженно, отвечали на простые вопросы со злой издевкой. Их можно было понять: такой же арестант, как и они, только каким-то образом сразу «фарт за хвост ухватил» и у начальства в милости оказался.
Раздосадованный своим промахом, Карл тогда поспешил отойти от костра, и невольно вздрогнул, когда кто-то вполне дружелюбно окликнул его:
– А ты, ваша милость, на них не обижайся! – вдруг шепнул кто-то рядом, почти в ухо. – Каторга людёв злыми делает до невозможности…
Ландсберг обернулся: за его спиной с доской на плече стоял невысокий арестант с приятной улыбкой на молодом, но уже потасканном, оплывшем лице. Даже в неверном свете факелов были хорошо видны пронзительно-голубые глаза под свалявшейся паклей соломенным волос. Ландсберг слегка нахмурился: лицо этого человека показалось ему знакомым – хотя где он его мог видеть, пробыв на Сахалине всего лишь день? Может быть, эти голубые глаза и соломенные волосы напоминают ему другого старого знакомца, Васю-Василька из Литовского тюремного замка, где Карл сидел до суда?
– Какое же я тебе «благородие»? – осторожно возразил он, в любую минуту ожидая подвоха. – Такой же арестант, как и ты! Только, извиняй уж, с инженерным образованием…
– Такой, да не совсем! – покачал головой арестант.
Голос у него оказался не таким
– Лицо твое, друг мой, мне почему-то кажется знакомым…
Новый знакомец моргнул и так быстро отвел глаза, что Ландсберг не мог не насторожиться.
– Да тут, ваш-бродь, новому человечку все каторжники на одну морду. Известное дело!
Ландсберг продолжал сосредоточенно хмуриться и вспоминать. Псковская «пересылка»? Причал Одесского порта, где было собрано несколько железнодорожных эшелонов арестантов из многих российских тюрем и «централов»? Нет, никак невозможно: тогда этот голубоглазый должен был попасть в один «сплав» с Ландсбергом. А он тут явный старожил…
– Барин, может, тебе прислужник требывается? – не отставал голубоглазый. – Принести чего, подсобить? Я гляжу – ты большим человеком на каторге станешь. Вишь, как начальство вокруг вьется! Сам князь уважение выказывает…
– Барин, говоришь? – спохватился Карл. – А почему ты меня так назвал? Откуда кличку, в тюрьме мне даденную, знаешь?
– Дык земля слухом полнится, ваш-бродь. Личность ты известная, пароход ишшо в Корсаковском посту стоял, а здешняя каторга про твое прибытие уже знала, так-то! Дык что – возьмешь в прислужники?
– А ты кто будешь, мил-человек?
– Антоха я, Кукишем прозываюсь. «Пятнашку» тяну здесь.
– Понятно. Много уже «оттянул»?
– Четвертый годок пошел.
– Понятно, – повторил Ландсберг. – Ничего тебе пока сказать не могу, Антоха, ибо и сам про свое будущее не знаю. Поживем – поглядим. А помощник мне нынче и вправду потребуется, когда утром съемку геодезическую здесь делать буду. Мне в прибор оптический глядеть надо, а помощник рейку держать должен в нужных мне местах. Может, видел – к тарантасу прислоненная длинная полосатая жердь? Вот это и есть рейка. Только учти, заплатить мне тебе за услуги пока нечем, у самого в кармане пусто. И неизвестно – будет ли?
– А и не надо! – повеселел Антоха. – Лучше жердь энту полосатую таскать играючи, чем камни да лесины ворочать! Дык я пойду, скажу десятнику, что ты меня берешь?
– Скажи, – усмехнулся Ландсберг.
Провожая глазами только что обретенного «помощника», он внезапно вспомнил, где его видел: на пароходе, куда для разгрузки местное начальство отрядило ватагу арестантов. Белоголовый паренек, улучив момент, «под шумок» сумел пробраться в буфет парохода и умыкнул оттуда несколько серебряных ложечек из капитанского прибора. Воришка был, впрочем, тут же «вычислен», да вот поймать его вахтенные матросы не успели: сбежал ловкач на берег.
Тогда Карл еще не знал, что неслучайным было то беглое знакомство. И что Антоху Кукиша отправил на пароход – приглядеться к каторжанскому новичку – сам «патриарх» Сахалинской каторги, Пазульский.
– Работы идуть, Барин! – доложил Кукиш. – Только десятники «крысятничать», по моему разумению, стали. Ты уж того, меня не выдавай, а лучше во-о-н на те телеги последние погляди, Барин! Полупустые пригнали! Я тут с возчиками поговорил: тем было велено у дома войскового начальника полсотни лесин скинуть…