Легионер. Книга третья
Шрифт:
Чуть кривоватая шеренга телеграфных столбов новой линии тянулась вдоль всей дороги в Ведерниковский станок. Провод на столбах еще не был провешен. Огромные черные вороны изредка взлетали и тяжело усаживались на верхушках столбов, внимательно следили за проезжающей коляской.
Лошадь подняла на ходу голову, коротко фыркнула, и тут же Ландсберг ощутил в воздухе легкий дымок, признак приближающего человеческого жилья. Да, пора бы уже и быть Силинскому станку, названному по имени давнего смотрителя Афанасия Силина.
Домишко смотрителя
Опять Афоня в своей смолокурне пребывает, отметил про себя Ландсберг. Набрал в легкие побольше воздуха и свистнул громко. Лошаденка от неожиданности присела было на задние ноги, и только натянутые предусмотрительно вожжи удержали ее от бега.
Немного погодя откуда-то из леса донесся приглушенный ответный свист, и Ландсберг присел на крыльцо в ожидании хозяина.
Смотритель Силин при виде гостя засуетился, при виде гостинцев по-детски обрадовался. Улыбался щербатым ртом, пересыпая из ладони в ладонь колотые куски сахара. Долго и истово нюхал дрожжи.
– Ну, теперя дён через десять добро пожаловать на мой первачок, ваш-бродь! У-ух, и знатный первачок будет! – радовался Силин. – А то я, ваш-бродь совсем уже измучился – на кореньях да березовой водице бражку ставить! Одна видимость, а не вино! А ты тут чего? По делу, в Ведерниковский собрался? За столбами доглядывать? Тогда упрежу тебя, хорошего человека: был я в Ведерниковском станке днями, за солью ходил. Гляжу – еловый лапник народ жгёт. Откель у вас ельнику взяться, спрашиваю, коли на столбы вы лиственницу непременно валить должны?
Силин присел рядом с Карлом на крылечко, не выпуская из рук гостинцев.
– Ель – дерево хлипкое, гниет быстро, а вы чево, спрошаю? – продолжил он. – А они мне: далече за болотом листвяк подходящий добывать надо, говорят. Таскать оттель несподручно, топко! Вот мы, дескать, и приспособились: на короткие столбы, что в землю закапывать, смолы погуще намазать – авось за лиственничную подпорку и сойдет!
– Ну, спасибо, Силин! Погляжу там, – поблагодарил Ландсберг. – На обратном пути остановлюсь у тебя, чайком побалуемся, Силин!
Работы на Ведерниковском станке шли, как сразу определил Ландсберг, ни шатко ни валко. Ватага из дюжины рабочих-каторжников была разбита десятником на тройки. Одна валила лес, две других обрубали сучья и таскали лесины к дороге. Остальные копали под столбы ямы, курили смолу, железными обручами притягивали короткие опоры к длинным столбам. Трое солдат из караульной команды, разморенные жаркой погодой и бездельем, составили ружья в пирамиду и занимались кто чем: один полоскал в ручье бельишко, двое лениво шлепали картами. При виде подъезжающей коляски солдаты и десятник было встрепенулись, однако, узнав в приезжем начальстве Ландсберга, успокоились и занялись прежними делами.
– Ну-с, Петраков, давай докладывай о результатах работы. Я был здесь у тебя ровно неделю назад. Хвались, – Ландсберг привык не обращать внимание на подчеркнутую демонстрацию малозначимости его как начальства.
Десятник Петраков, сам из каторжных, назначенный на свою должность еще до появления на острове Ландсберга и все время подчеркивающий свою близость к иванам, бросил на инженера короткий неприязненный взгляд, но оговариваться не посмел. Сопя, достал из кармана обрывок бумажки, исписанный каракулями, сунул в бумагу нос.
– Значить, с прошлой среды заготовлено три десятка, да еще четыре столба. Двадцать два уже поставлено, ишшо парочку дотемна сёдни поставим, должно…
– Выходит, в один день ставите по три столба, – перебил Ландсберг. – Плохо, Петраков! Исходя из имеющихся у тебя душ рабочей силы, положено ставить не менее пяти-шести столбов за световой день. Так и ставили раньше. Я глядел отчет прежнего десятника – и по семь, бывало, ставили. В чем дело, любезный? Грунт трудный? Так и на пройденных участках грунт такой же был, Петраков. Плохо! Дай-ка топор, пошли поближе на твои столбы поглядим. А пока вели вырубить шест из тонкомера. Длиной в три четверти столба с опорой.
Ландсберг быстро зашагал от одного столба к другому, замеряя складным метром высоту вкопанных в землю опорных столбиков. Все последние опоры были чрезвычайно густо вымазаны смолой – так что ее потеки образовали под каждой опорой немалую лужицу.
– Не жалеешь смолы, Петраков? – покосился на десятника Ландсберг.
Он подобрал с земли щепку, очистил от смолы участок опорного столба и начал стесывать топором верхний слой древесины.
– Так-так-так, Петраков! Смолы тебе не жалко, значит? А себя? Что сие означает? Это же не лиственница, а ель!
– Не доглядел, должно, за работничками своими. Вот собаки какие! Ну, я им кузькину мать-то покажу! – десятник грозно обернулся на рабочих. – Случайность вышла, господин инженер! Мигом справим!
Дойдя до последнего столба, Ландсберг зашагал дальше – туда, где трое каторжных кирками и лопатами копали очередную яму.
– Здорово, ребята! Бог в помощь!
– И вам здрассте, ваш-бродь.
– Какой глубины ямы копаете, ребята?
– Известно какой… Полторы сажени.
– Точно полторы? Не меньше? Чем замеряете?
– Струментов у нас нетути, замерять-то. Ветку сунем в яму, прикинем, ишшо копаем, если надоть…
– А десятник проверяет глубину?
Каторжные переглянулись.
– Дык когда как, ваш-бродь. Иной раз подойдет, заглянет…
– Понятно, – Ландсберг подошел к лежащему неподалеку столбу с привязанной уже опорой, замерил ее длину. – Почему опора на четыре вершка короче, чем положено?
– Не могем знать, ваш-бродь. Мы-то землю копаем тока. Столбы-то готовые иные людишки подносят.