Легионеры
Шрифт:
За это время случилось еще одно вполне рядовое и заурядное событие. Пару раз Алексей видел мелькающие тени и вспышки фотоаппаратов, но решил за фотографом не бегать. Попросили солдатика, которого в самом начале курортного сезона сняли с дерева и который, до сих пор не говорил своего имени. Он вообще ничего не говорил, только иногда, перед заходом солнца, начинал рыть яму и при этом жутковато смеяться и грозить грязным кулачком, своим скрытым врагам. Так чего талантливому землекопу зазря пропадать, резонно рассудил
Не зря старались. В отрытый окоп и попался фотограф.
— Ага… Попался, ужин!
Услышал сверху, торжествующий возглас, испуганный фотограф.
Он второй час сидел в яме и не прекращал робкие, бесполезные попытки, как можно быстрее выбраться из нее. Однако глинистые стенки и озноб от сырости сковывали любые благие инициативы.
— Помогите мне, пожалуйста, отсюда выйти, — со стоном попросил тот, кого назвали «ужином».
— Идите все сюда, — заверещал кто-то сверху. — У нас сюрприз… Сегодня судьба одарила нас свежим рулетом.
Раздался любопытный топот ног. Сверху наперебой загомонили, заелозили голоса. Незнакомый баритон, имея ввиду его акцент с уважением произнес:
— Матерый зверюга, — после секундной паузы добавил. — Такого и колоть не хочется, только шкуру попортим…
Находящийся внизу фотограф, с одной стороны был счастлив, что его наконец-то нашли, а с другой с волнением прислушивался к тому, что о нем говорили, на довольно странном языке, издали напоминающем французский.
— Не матерый, а опытный, я на таких в Африке охотился, — чья-то стриженная голова свесилась сверху, внимательно рассматривая добычу. — Вон, у него сумка на плече? Он в нее свои запасы, как верблюд, на потом складывает.
— Это не сумка, — неуверенно попытался возразить еще один голос.
— А что? — удивились сверху.
— Это трофеи, — убедительно подвел черту обладатель командного голоса. — Видно кто-то беззащитный попался на его могучий коготь и острый клык… Ну, ничего, больше он другим зла не принесет… Перед камином шкуру брошу, буду перед соседями хвастаться. Да… Редкостная удача…
— Я не зверюга… Я даже не «Горбун-Квазимодо» из «Нотр Дам де Пари», — захныкал снизу фотограф. — Достаньте меня, мне надо зарабатывать деньги и содержать две семьи, на мое имя записанные… За машину, еще вот, кредит не выплачен…
— Опасный зверь, — возникла пауза, после которой тот же голос сказал. — Предлагаю. Для того, чтобы он нас не поранил или клыками не порвал, сперва забить его… Ну, или в крайнем случае, сверху забросать камнями и уже после этого доставать…
— Зачем эти сложности, — возразили сверху. — Рогатиной в мохнатое брюхо ткнем
— Нет, после этого печень будет горчить. Есть не возможно. Давайте не забывать, что и мы когда-то были людьми…
— Ладно, давай просто достанем, после разберемся, мохнатое у него брюхо или нет, — и уже непосредственное обращение к будущей жертве. — Слышь, мужик. Цепляйся там, чем-нибудь…
В яму сползла веревка. Фотограф вцепился в нее в том числе и зубами, в этом состоянии, со сведенными судорогой челюстями его и вытащили.
Фотограф, испачканный глиной и еще чем-то неприятно пахнущим, как только его вытянули, сразу стал крепко переживать. И не мудрено. Любому нерв будет воспаляться. Когда при нем, предварительно выяснив, на каком языке лучше понимаешь устную речь цивилизованных дикарей. Живописно одетые в листья и перья граждане, долго решали, съесть его сразу сейчас или сперва доесть, пока еще не остывшего и не испортившегося, вчерашнего любопытного. А его, как альтернативу кулинарному стандарту, подкоптить и в качестве живой консервы, оставить на потом. Ругались, спорили, кричали. Но к определенному выводу так и не пришли.
Видел отловленный, что ребята шутки шутят, пытался даже сам натужно улыбаться, но, в один из моментов нервишки подвели, не выдержали. Когда объекты его фотографического интереса, начали со знанием дела выяснять, какое место у фотографов-папарацци вкуснее, и, отличаются ли они по вкусу от других фотографов? Он предпринял неудачную попытку побега от судьбы. Но, было видно, в школе физкультура и поднятие тяжестей на время, были не его любимыми предметами. Завалил задуманное и сам свалился в уже обжитую им яму.
Во второй раз его достали из ямы и привели в чувство испытанным способов, две увесистые оплеухи. Дождались, когда он перестанет икать. Попросили не волноваться по разным пустякам. И стали объяснять трудности быта родоплеменной общины.
Основной упор в разъяснительной работе был сделан на то, чтобы он, как парящий буревестник, раздвигая упругим плечом пласты времени и пространства. Быстренько побежал и доложил начальству о том, что некоторым бойцам, не будем называть их засекреченных имен, уже изрядно надоело вести подобный образ жизни, да и соль заканчивается. Если же их отсюда забирать не намерены, а будут и дальше испытывать, да оценивать, так пусть, хоть солевого запаса подбросят…
Когда представители легионерского племени увидели, что процесс объяснения достиг мозгов фотографа. Можно было и познакомиться. Он назвался Педрилом Карлеоне и почему-то застеснялся этого. Другие, кроме рассеянного Рысака, сделали вид, что не обратили на его гордое имя никакого внимание.
— Требуй возвращения добрачного имени, а не то попадешь с таким именем к нам в колымские края и все… Покоя тебе там не будет.
Со знанием дела, начал было объяснять ему неточность имени Коля Рысак, но увидев, что он ничего не понимает, прекратил бесплодные попытки.