Лёха
Шрифт:
— Та молодий ще! Але орднунг у нас буде повний!
Середа показал гримаской, что хорошо бы побыстрее — и навести полный орднунг и ружье принести бандитское.
Парень в польском сером френче ружье принес быстро. Арбайтсфюрер с недоумением и некоторой брезгливостью взял в руки грязную допотопную фузею. С подозрением посмотрел на глядящих преданно старосту и старшего по охране. Сунул указательный палец в ствол, причем палец ушел в жерло весь, понюхал, потом с еще большим подозрением глянул на едящих его глазами селян.
— Ви есть меня обманывайт? Это есть
— Никак нет! Они вас обманывают! — радостно лыбясь, заявил бандит Семенов.
— Ах ты сука! — широко замахиваясь, шагнул к нему усатый старший. Но встал как вкопанный, как только Середа зло лязгнул командой, как выстрелил:
— Halt! H"or auf!
— У меня была винтовка образца 1891 дробь 30 года и сто пятьдесят патронов к ней. В подсумках, на ремне! Со штыком! И еще с меня сняли сапоги! Они вот на нем сейчас одеты! — радостно заявил воспрянувший дояр, показывая пальцем на ноги старосты.
— Та ти що? Ти взагалі про що? Це мої ж чоботи, новенькі зовсім! Твої-то черевики погань! — подпрыгнул и возопил фальцетом староста.
— Замовкни. Краще віддати, що просить! — мудро обрезал его усатый тезка, властно подзывая к себе одного из гопников — того, что Лёху в сортир водил.
— Але це мої чоботи! — уперся бородатый, умоляюще глядя на немецкого красавца, зло играющего желваками. Арбайтсфюрер взбеленился не на шутку, это было издаля видать.
— Стецько з ними піде, принесе завтра-післязавтра — утешил усатый. Он снял с оторопевшего гопника винтовку — мосинскую, длинную, с примкнутым игольчатым штыком, положил на стол рядом с мешком харчей. Потом по его властному жесту растерявшийся гопник снял с себя ремень с подсумками.
— З дохлого шибеника??? З мертвого? Щоб я потім їх одягнув? Ти з глузду з'їхав? — возмущенно завопил староста.
— Ну, перед шибеницею зніме, з живого — пожал плечами усатый. Видно было, что проблемы однофамильца и родича его не то, что беспокоят, а даже скорее немножко радуют, чуть-чуть, самую малость, но было в его безразличной вроде бы фразе злорадство. Даже не само злорадство, а так, намек, тень.
— А тобі легко говорити, що не з тебе чоботи знімають! — разозлился и староста.
— А чи не форси. Давай швидше, пане офіцер чекає! — поторопил его старший стражи несколько обеспокоенно.
— Ви есть обманывайт немецкий чиновник! Это есть непростительновато! Но я на перший раз не буду есть вас аррестовывайт! Это ви есть понимайт? — достаточно спокойно заявил арбайтсфюрер, внимательно осматривающий винтовку. Передернул затвор, патрончик упал на землю. Старший охранник тут же быстро нагнулся и подал патрон немцу, заботливо сдув с него пыль.
— Сапоге, шнелль, снимайт! — рявкнул громко металлическим рупорным голосом Середа.
Многие, включая и Лёху, вздрогнули. Староста прекратил свои жалобы и заскакал на одной ноге, сдергивая сапог как можно более быстро.
Арбайтсфюрер, не глядя на перепуганного главу деревни и его судорожные потуги, тем временем деловито открыл подсумки и пересчитал самым тщательным образом патроны.
— Здесь есть тридцать. Где остальный есть? — и глянул на усатого самым что ни на есть змеиным холодящим душу взглядом. Тот, засуетился не хуже старосты, собирая у стоящих рядом подчиненных патроны. Набралось сто сорок шесть.
Собрали все в узелок. Немец хмуро глянул на собравшихся.
— Ви есть портить о себе впечатлений! Последний раз! Я есть очень зол!
— А еще у меня головной убор забрали — неожиданно подал голос Семенов.
— Что есть? — брезгливо спросил его, не поворачиваясь, арбайтсфюрер.
— Шапку мою забрали — отрапортовал радостно пленный бандит и будущий висельник. Артиллерист усмехнулся очень неприятной улыбочкой, сделал шаг вперед и неожиданно сдернул с головы старшего охраны новехонькую фуражку с лакированным козырьком. Потом подошел к бандиту и напялил ему фуражку задом наперед, причем сделал это с такой мощью и напором, что Семенов аж присел и запищал.
— Никогда есть больше не смейть обманывайт немеций чиновник! — поучительно заявил арбайтсфюрер, подняв кверху указательный палец.
— Прощения просим — покорно сказал старший, опростоволосившийся прилюдно.
— Глядьте у меня! Кто есть сопровождайт бандит? Ви? Одевайт его мешок унд геен! — холодно и высокомерно заявил Середа.
Парень в польском мундире, суетливо подскочил к обутому уже в старостинские сапоги Семенову и навьючил на того тяжеленький мешок.
— Может быть связать этому гаду руки? — спросил с надеждой в голосе полицай Стецько.
— Ви есть бояться обикновенни бандит? Безоружейни? — презрительно осведомился арбайтсфюрер. Стецько стушевался под его взглядом.
— Steh auf, Genosse, ist es Zeit zu gehen zur"uck zur Basis. Kurz vor der Autobahn, dann holen wir Auto — тем временем помог участливо своему заболевшему в Африке камраду Середа. Впрочем, после охлобыстнутого им молока, да в тулупе, Лёха почувствовал себя куда как бодрее. Так и двинули прочь из деревни — впереди Семенов, словно ишак с поклажей, следом настороженный полицай с двумя винтовками, последними, парочкой, двое ряженых.
Оказавшись в подвале с разбитой физиономией, красноармеец почувствовал, что его душа словно стала горбатой. Вот странно, ведь столько всякого гнусного в жизни было и людей поганых встречать доводилось и несправедливостей всяких насмотреться успел с избытком, а вот вляпался — и как что-то поломалось внутри. Самому странно, но такой старичок был вежеватый и симпатичный, так привечал по-родственному, накормил, напоил, хлеба дал и с собой мешок картошки нагрузил, а когда расстроганный теплым приемом Семенов, кряхтя под тяжестью мешка, простился и вышел за дверь — тут ему и врезали, скорее всего, прикладом. Старичок, гнида ласковая, еще перед ним высунулся на двор, глянул, все ли в порядке, кивнул успокаивающе…