Лекарство от измены
Шрифт:
— Обязательно, сир, — сказал он. — Позволено ли мне будет спросить о здоровье инфанта Йохана, моего юного племянника? Моих ушей достигли весьма тревожные новости о болезни, перенесенной герцогом Жироны.
— Болтовня, мой дорогой брат, всего лишь болтовня. Пустяковое детское недомогание, которое было быстро вылечено на свежем воздухе.
— Я рад. Надеюсь, его хорошо охраняют, сир. А как моя дорогая сестра, наша королева? Как ее дела? Я надеялся выразить ей свое почтение.
— Она просит извинить ее, но приготовления к ее переезду в Риполь занимают все ее время. В ее нынешнем положении ей советуют путешествовать не торопясь. Если она задержится с отъездом, даже по такой приятной
Дону Фернандо потребовалось несколько мгновений, чтобы понять смысл слов дона Педро. С обеих сторон от переносицы появились белые пятна ярости. Они были столь же ощутимым доказательством того, что удар достиг цели, как пятно крови, расползающееся на льняной рубашке. Дон Педро улыбнулся.
— Я буду молиться за мою сестру и надеюсь на то, что ее путешествие окажется для нее безопасным, — сказал дон Фернандо напряженным тоном. — Я надеюсь, что она не найдет поездку слишком обременительной. Или опасной.
— Мы благодарны вам за ваши молитвы, — сказал дон Педро. — Но королева находится в прекрасном здравии, духом и телом.
— Я желаю вам обоим всего наилучшего, — дон Фернандо посмотрел на потолок и улыбнулся. — Насколько я знаю, донья Исабель д'Импури должна выйти замуж, — сказал он.
— Женская сплетня, — сказал дон Педро с нарастающим беспокойством.
— А разве ее не обещали выдать замуж? Ходит множество слухов.
Дон Педро заколебался.
— Мы не спешим избавиться от нее посредством брака.
— В этом, как во всем остальном, ваше величество действует очень мудро, — сказал дон Фернандо и улыбнулся. Его тонкогубая, самодовольная улыбка всегда приводила его брата в сильнейшее раздражение.
После того как дон Фернандо распрощался, дон Педро остался сидеть на месте. Он обдумывал скрытую угрозу своему наследнику и задавался вопросом, каким может быть интерес его брата в браке Исабель. Возможно, или даже вполне вероятно, Фернандо надеялся, что тревога вынудит брата совершить какое-то неблагоразумное и поспешное действие. Но почему? Раздавшийся звук нарушил течение его мыслей; он поднял голову и сказал.
— Вылезайте оттуда.
Гобелен на стене позади него сдвинулся, и из широкой ниши вышел дон Арно в сопровождении двух вооруженных охранников.
— Необходимо отправить два срочных сообщения, — сказал король. — И лучше вам отправиться самому, Арно. На рассвете вы поедете на север и передадите наши приветствия и письмо епископу Жироны.
Фернандо вышел из дворца, вскочил на коня и на бешеной скорости поскакал в предместье Барселоны, где он спешился около входа в большой дом и ворвался внутрь, сопровождаемый задыхающейся свитой. Дон Перико де Монтбуй и розовощекая молодая женщина сидели, уютно устроившись, в главной комнате за кувшином вина. Они вскочили на ноги. Молодая женщина бросила взгляд на лицо Фернандо, все еще белое от гнева, поклонилась и торопливо покинула комнату. Дон Фернандо повернулся к Монтбую.
— Почему вы не сказали мне, что эта сука снова беременна?
— Я не знал, ваша светлость.
— Вы не знали! Это знает каждая служанка и распутная девка во дворце, а вы не смогли узнать.
— Это так важно? — неосторожно спросил дон Перико.
— Это ключевой момент, идиот. Мы должны сделать так, чтобы мой брат остался без охраны, и немедленно начать действовать. Его надо прикончить до того, как он успеет завести еще одного сына.
Дон Томас де Бельмонте наконец добрался до дворца в Барселоне, измученный жарой, утомленный и в крайнем раздражении. Пять или даже больше часов дороги из Жироны, и уставший,
Освободившись от дорожной грязи и пыли, немного удовлетворив жажду и голод, Томас решительно направился в покои доньи Элеоноры. У него было тяжело на сердце и в душе скребли кошки; он скорее предпочел бы пешком дойти до Жироны и вернуться назад, чем сказать ее величеству, что ее главная придворная дама исчезла. Бедный Томас! Этот прекрасный пост у доньи Элеоноры обеспечили ему знатная фамилия и приятная улыбка, а не хорошо подвешенный язык, и теперь он понятия не имел, как сообщить ей такие новости. Что он должен ей сказать? Он, Томас, не знал, что донья Санксия умерла. Он не видел ее тела; он не собрал надежных сведений относительно ее смерти. Кроме того, он понятия не имел, что сказала донья Санксия ее величеству относительно своего недельного отсутствия.
Во время долгой езды до Барселоны Томасу пришло на ум, что в последнее время донья Санксия довольно быстро вышла из милости, и уже не так активно участвовала в исполнении замыслов ее величества, как раньше. Он должен был понять еще несколько недель назад, что ее выбор был слишком странным для такой особой и щекотливой миссии. И обращаясь к сочувствующе слушающему его Арконту, он высказал предположение, что совсем не ее величество отдала донье Санксии приказ похитить инфанта Йохана.
Если донья Элеонора хотела переправить инфанта Йохана в более безопасное место, почему она не попросила его об этом сама? И почему якобы ее величество сказала донье Санксии, что он не должен ничего говорить ей об этом предприятии? «Для сохранения тайны», как сказала донья Санксия. В тот момент любой юнец заподозрил бы, что приказ поступил не от ее величества. Только не тот, кто влюблен. Только не глупец Томас де Бельмонте. И теперь, когда у него было время все обдумать, в его душе шевельнулся червь подозрения, подтачивая его веру в огненные волосы и изумрудные глаза. Он был зелен, глуп и легковерен, как новорожденный младенец. Его обманули. От этой мысли он покрылся холодным потом. Арконт кивнул, явно соглашаясь с ним, и храбро захромал дальше.
Стоя в прохладном, широком дворцовом коридоре, Томас начал подыскивать слова, чтобы попросить прощения, — не за участие в прерванном похищении, для этого было не время, — но за его отсутствие без уведомления или разрешения. Если он не был нужен донье Элеоноре, она бы этого и не заметила. Если он был нужен, то все ее добродушие исчезло бы во вполне заслуженном взрыве ее сицилийского горячего нрава. Он задрал подбородок и повернул за угол.
— Дон Томас! — В голосе из-за открытой двери слышались раздражительность и требовательность. Команда, произнесенная этим тихим голосом, была рассчитана только на его уши, но была произнесена так, что ее невозможно было проигнорировать. Дон Перико де Монтбуй вышел в коридор.
— Дон Перико, — сказал Томас, кланяясь. — Я к вашим услугам.
— Войдите.
— Но я должен прислуживать ее величеству, мой господин, — произнес Томас с большим уважением, чем ощущал. — Она ожидает меня. — Его раздражало то, что этот напыщенный, важничающий человечек был настолько богат, что его дядя, брат его матери, дон Хьюго де Кастельбо, был вынужден относиться к нему со всей серьезностью и ожидал, что его племянник сделает то же самое.