Лекарство от мигрени
Шрифт:
Чарльз хохотнул, но возражать не стал, с улыбкой наблюдая за стараниями Эрика по высушиванию его плеч. Воздух жег через ткань, та стала противно теплой, но сохнуть пока не спешила.
— Скажите, вы ведь приехали из Германии?
Вопрос Чарльза был невинным, но Эрик почувствовал, как каждая мышца его тела закостенела от напряжения. Кисть на автомате двигала феном над тканью.
— Мой отец был немцем, а мать полячка.
Ни подтверждение, ни опровержение. Можно быть немцем и поляком от рождения, но жить где угодно.
— Оу, что ж, ясно. Я узнал акцент, — Чарльз улыбнулся. — Знаете, в нашем
Эрик бросил на него не читаемый взгляд и вернулся к своим манипуляциям с феном и рубашкой.
Это что, ребус какой-то? Намекает на то, что понял, кто такой Эрик? Узнал акцент? Дети из разных стран? При чем тут это?
Если это был шифр, то Эрик его не понял. А если флирт, то самый унылый, который Эрику доводилось встречать. Не то чтобы множество мужчин пытались закадрить его раньше…
Он должен был что-то ответить, но, кажется, Чарльзу это было не особо нужно.
— Вместо того, чтобы вести эти чертов войны, людям следовало бы объединиться против общего врага.
— Общего врага? — ножницы в кармане расплавились, острым штырем проскальзывая через ткань и зависая позади кресла прямо напротив шеи Чарльза. Тот, казалось, ничего не замечал.
— Ну да. Невежество, друг мой. От него все беды. Образованный, разумный человек никогда не пойдет войной на собрата ради денег, наживы, территории. Мы эволюционировали в высшую форму жизни на Земле. Природа сделала для нас все, чтобы мы жили счастливо. Только глупость и невежество толкают людей на войну.
Эрик фыркнул и выключил фен.
— Мой отец умер, когда мне было пять, и я с малых лет помогал матери на работе. О каком образовании может идти речь, когда нечего есть, и ты ложишься спать голодным? — руки мужчины сами собой скрестились на груди, внутри клокотало возмущение.
Как этот пижон смеет сидеть тут, в беднейшем районе города, и рассуждать об образовании?
— О, прости, я не хотел обидеть тебя, друг мой, — профессор выглядел действительно огорченным, резко развернувшись в кресле. — Вот об этом я и говорю. Так не должно быть! — он пылко ударил кулаком по подлокотнику, в глазах праведный гнев мешался с сожалением по поводу того, что Эрик не правильно воспринял его слова.
— Жизнь не справедлива, друг мой, — Эрик насмешливо выделил обращение Чарльза и поправил вернувшиеся в привычную форму ножницы в кармане. — С тебя один доллар.
— Чт… О, уже? — Чарльз как-то смешался, словно вообще забыл, зачем сюда пришел, и полез в карман за бумажником. — А за стрижку ты берешь по шестьдесят центов.
— За укладку я беру двадцать центов, остальное накинул за услуги по сушке твоей шелковой рубашки от Бриони.
Чарльз покраснел, явно чувствуя себя глупо и жалея о своей болтовне. Его суета казалось Эрику смешной. Как он вообще мог подумать, что этот болван может быть шпионом или хрен знает кем?
Профессор достал купюру, комкая в руке, и, закусив губу, посмотрел за дверь. Там все так же лило.
— Я закрываюсь в семь, — Эрик демонстративно поднял руку с часами на уровень глаз, чтобы удостовериться. Часы показывали без пяти. — Прости, но дольше задержаться с тобой не могу.
— Эм,
Он пихнул Эрику в руки деньги, быстро подхватил дипломат и пиджак и, крикнув «пока», унесся за дверь прямо под дождь.
Эрик с досадой смотрел на то, как его труды вянут под проливными струями. В его руках хрустели сто долларов.
========== Глава 4 ==========
Всю неделю до вторника стыд Чарльза за ту дурацкую ситуацию, в которой он оказался с парикмахерской, пересиливал головную боль. Он так привык вещать о своих утопических мечтах в кругу профессуры и интеллигенции, что как-то позабыл: среди обычных людей из бедных районов иногда стоит держать язык за зубами. Пока Чарльз получал частные уроки и поступал в Оксфорд, многие из его сверстников работали, а то и голодали, оставаясь даже без базового образования и без надежды на светлое будущее. Очевидно, судьба потрепала Эрика Леншерра знатно, раз в итоге он оказался здесь, в США, в районе для иммигрантов и нищих, среди таких же, как он, приезжих: мексиканцев, африканцев, индусов и прочих людей, оставивших родину ради шанса на нормальную жизнь.
Рейвен на его объяснения лишь закатила глаза, сказав, что никто не выдержит его поучительного занудства.
— Для образованной высшей формы эволюции ты слишком часто лажаешь, братец! — она засмеялась, глядя на его несчастное лицо.
Чарльз понятия не имел, как загладить произошедшую неловкость без применения телепатии, и ко вторнику, перебрав все возможные варианты, выбрал самый рискованный.
— Ты уверен? — Хэнк с сомнением смотрел на половинную дозу препарата, которую Чарльз аккуратно вводил под кожу. — Если тебе станет плохо, меня не будет рядом на этот раз.
— Не станет. Эрик гений своего дела!
Маккой закатил глаза.
— И как продвинулось твое исследование этого, без сомнения, уникального феномена? Что-нибудь удалось выяснить?
— Пока ничего, — Чарльз горестно вдохнул. Он понятия не имел, как объяснить Эрику, что тот стал частью его эксперимента. — У меня масса гипотез. Даже возможно, что Эрик мутант с какими-то способностями к целительству и сам об этом не знает! В общем, буду работать дальше в этом направлении.
Чарльз одернул серую футболку и сунул руки в карманы джинсов, которые купил недавно в одном из недорогих магазинов специально для похода в парикмахерскую, не желая обижать своего нового знакомого.
В голове Хэнка плавали мысли о том, что Чарльз как девица собирается на свидание, и профессор бросил на него строгий взгляд. Если так и дальше пойдет, его еще сочтут за гомосексуалиста. Надо срочно разрешать ситуацию с Эриком и пояснить ему, в чем дело. Он и так на него странно смотрел в их последнюю встречу.
— Уверен, что мне не стоит идти с тобой? — Хэнк поправил очки, скептически оглядывая профессорский прикид.
— Хэнк, иди пообщайся с Рейвен, — Чарльз раздраженно махнул куда-то в сторону, проверяя кошелек и надеясь, что друг оставит его в покое. Уж кто-кто, а нянька ему точно была не нужна.