Лекарство
Шрифт:
Нет. К черту! Уходить она никуда не будет. Нужно просто немного перевести дух. Или выпить кофе. Или хотя бы снять уже эти линзы.
В голове вновь промелькнула мысль о том, что неплохо бы наконец смириться и перейти на очки. Но она к ним уже так привыкла. А очки портят весь образ, старят на добрый десяток лет.
Взгляд покрасневших глаз непроизвольно остановился на станции слежения. Один из транслирующих показатели мониторов выделялся на фоне других своей чернотой. Еще десять минут назад, когда Катя была в одном из блоков, этот темный провал высвечивал прямые линии и цифры, близкие к нулю. А затем сестры отключили больную от монитора, после того, как проводимые почти час реанимационные мероприятия не дали
Диагноз для патологоанатомов был уже сформулирован в голове, и с ним вопросов возникнуть не могло. Полисегментарная, двухсторонняя пневмония – воспаление, охватившее почти всю поверхность легких. Отсутствие ответа на начатую антибактериальную терапию. Имеющиеся в больнице антибиотики не смогли или, может быть, не успели оказать должного действия. Как следствие – развитие инфекционно-токсического шока. Отек легких. Остановка. Реанимация. Смерть…
Да, здесь вопросов не было никаких. Разве что только один: почему именно эта больная и почему именно в ее смену?!
Катя залпом допила остывший кофе и, пройдя в угол комнаты, включила электрический чайник. Может быть, хоть на этот раз ей удастся выпить горячего, а не возвращаться к этим отвратительным холодным помоям. Рядом на диване лежала стопка историй болезни. Некоторые совсем еще тонкие – тех, кто только вступил в свою битву со смертью. Некоторые уже довольно увесистые, толстые, с потрепанными краями титульных листов, с ежедневно, а иногда и ежечасно меняющейся динамикой всевозможных анализов, с подклеенными протоколами трансфузии крови и плазмы, с дневниками дежурных смен, отмечающих каждый день как веху в непрекращающейся борьбе жизни и смерти – естественного этапа жизни против естественного выбора живого существа. Здесь можно было бы вернуться к теме, которую Катя поднимала вчера в разговоре с одной из своих знакомых. Только психически сломанные или просто больные люди хотят расстаться со своей жизнью добровольно. Каждый из людей, будучи в здравом уме и трезвой памяти, будет делать все, что в его силах, а иногда и превосходя свои возможности, для того, чтобы жить. Это инстинкт. Это отчетливо видно на операционном столе или в боксе, когда тело, подключенное к аппарату ИВЛ, управляется, вопреки отключенному сознанию, только рефлексами – древними, эволюционно закрепленными и, стало быть, самыми лучшими и правильными.
Но свалившаяся вчера на голову Кати старая знакомая, три месяца назад родившая второго сына и превосходящая Холодову разве что в этом единственном показателе, с полной уверенностью считала, что понимает в жизни куда больше Кати, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте и отсутствие какого-нибудь образования, кроме обязательного школьного. Всеобъемлющее познание вселенной с рождением второго ребенка приняло поистине огромные масштабы, оставляя для «конструктивного» диалога в качестве участников дискуссий только посетителей форумов мам и всевозможных доморощенных знахарей, яростно доказывающих, что любая прививка незамедлительно вызывает у ребенка модный в последнее время диагноз – аутизм.
В общем, мнение Холодовой по заданному ей вопросу было игнорировано. Как и мнение, высказанное несколько лет назад о том, что не стоит везти грудного ребенка зимой в жаркие страны. Перестроенный на зимний период иммунитет, оказавшийся в резко изменившейся обстановке, непременно даст сбой. Это аукнется, конечно, не сразу, а по прошествии многих лет – в виде различных аутоиммунных заболеваний. И какими же смешными выглядят доводы тех, кто говорит, что «мои знакомые уже третий год с маленьким ездят, и ничего не происходит». В том-то и дело, что ничего не произойдет. Не произойдет сразу же. Ребенок не умрет мгновенной смертью в самолете или при посадке в аэропорту какого-нибудь Египта. Но отсроченные последствия подобной глупости будут суровыми и неумолимыми.
– В эфире экстренный выпуск. – Тревожная музыка сменилась голосом диктора, и Холодова бросила взгляд на телевизор. – Как стало известно нашему корреспонденту из официальных источников, власти республики через несколько часов после катастрофы заявили, что обнаруженные бортовые самописцы будут переданы в Межгосударственный авиационный комитет. Согласно заявлению разведки Соединенных Штатов, сделанному сразу после катастрофы, лайнер рухнул на землю вследствие попадания в него ракетой класса «земля – воздух». На специально созванном брифинге администрацией США было заявлено, что самолет был сбит по ошибке. Пока еще нет точных данных, но, как заверили военные эксперты, боевая часть ракеты была взорвана у носовой части самолета, рядом с кабиной пилотов, в результате чего лайнер стал распадаться в воздухе. Часть самолета оторвалась и упала почти сразу же, оставшаяся продолжила лететь еще порядка пятнадцати километров…
Почему даже музыкальная заставка новостей теперь отличается нагнетающей тревожностью? Заранее готовит зрителей к тому, что ничего хорошего они не увидят?
Катя была еще маленькая, когда империя под названием Советский Союз перестала существовать, оставив о себе память только в зеленой корочке свидетельства о рождении, да еще в графе «Place of birth – USSR». Тогдашние выпуски новостей Холодова помнила смутно, но различия в характере музыкальных заставок ощутить могла.
– …И, как стало известно только что, Голландия согласилась взять на себя ведущую роль в расследовании обстоятельств катастрофы в сотрудничестве с ООН и ИКАО, особо подчеркивая, что главную линию своих действий направит на выяснение фактов, нежели на определение вины.
Чайник закипел, и Катя, налив горячей воды в кружку, с наслаждением отпила исходящий паром сладкий напиток. И пусть говорят, что питье кипятка вызывает малигнизацию слизистой пищевода и вообще очень вредно. Работать сутками в отечественной медицине без кофе – вот что по-настоящему вредно. Когда после полуночи работающий на повышенных оборотах, без остановки, мозг начинает сдавать, без допинга нельзя никак.
А еще надо писать. И в первую очередь – о том, что произошло, пока еще голова помнит все детали. Нельзя ничего откладывать даже на полчаса. Потому что через полчаса или в любую минуту может начаться все, что угодно. Вплоть до захвата сотрудников отделения в заложники всякими мутными криминальными элементами. Бывало и такое.
Взгляд упал на верхнюю историю в возвышающейся на диване стопке. Как раз та, с которой и надо начать. Больная Кобзева.
Стандартная мелодия известной фирмы, выпускающей телефоны, заставила Холодову тихо выругаться. Звонок телефона в рабочее время, как правило, означал сигнал к действию, что априори расценивалось мозгом как что-то весьма плохое, поскольку за телефонным звонком обычно следовала экстренная или весьма неприятная ситуация.
По крайней мере, так всегда было с местным телефоном. С мобильником всегда имелся небольшой шанс на то, что тебе повезет и это будет звонок от родителей или еще от кого-нибудь, кто принесет тебе только положительные эмоции.
Рука достала из бокового кармана хирургички телефон. Вспыхнувшее на экране изображение мгновенно обработал мозг. Сердце стукнуло чуть сильнее, чем следовало бы, и губы издали тихий вздох.
Звонил Тойво.
Ее неожиданный знакомый, с которым Катя совершенно случайно встретилась чуть более года назад.
Его настоящее имя было Антон. Улыбчивый, обладающий каким-то внутренним стержнем спокойствия и уверенности, он сразу привлек ее внимание. И Катя была бы совсем не против уделять ему свое внимание и дальше, если бы в процессе общения не поняла, что для нее в сердце и душе Тойво просто-напросто не было свободного места.