Лекарство
Шрифт:
— Эй, чел, — говорит он, — в этом месте найдется что-нибудь поесть? Вот она, — он указывает на меня большим пальцем. — похоже, устроила голодовку.
Кас смеется.
— Ага. Давай, я тебе тут все покажу.
Я встаю, но Лейси так и сидит, потирая лоб, как будто у нее болит голова.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, трогая ее за плечо.
Она поднимает глаза, и ее взгляд не сфокусирован, как будто она смотрит сквозь меня.
— Стресс. Мятежники. Кто знает? — она слабо улыбается. — Это пройдет.
Ее слова совсем не развеивают мое беспокойство.
— Джеймс, —
Он наклоняется, как бы спрашивая, все ли в порядке. Когда я киваю, он выходит в коридор вместе с Касом. Я пододвигаюсь к Лейси.
— Мы прошли через очень многое, — говорю я ей. Другие мятежники выходят из комнаты, и в тишине воздух начинает наполняться печалью.
— Мне жаль, что так случилось с Кевином.
Лейси закрывает глаза.
— Мне тоже.
Кевин был обработчиком, которого приписали ко мне сразу после завершения Программы, а Лейси была моим единственным другом. Я даже не знала, что они знакомы, пока об этом не сказала сестра Риэлма.
— А как ты связалась с мятежниками? — спрашиваю я Лейси. В комнате пусто, но я все равно говорю тихо — на этом этапе моего выздоровления паранойя глубоко въелась в меня.
— Через Кевина, — говорит она, — я встретила его в Самптер Хай, за несколько недель до того, как ты вообще появилась. В нем было что-то, что подсказало мне: он не такой, как другие обработчики. Несколько раз мы встречались в Велнес центре. Говорили на улице. А потом мы выпили вместе кофе — в другом городе, конечно. Он сказал мне, что видит во мне борца. Предложил стать частью мятежников. Потом появилась ты, и ты была как я — думаю, прирожденная смутьянка.
Мы обе улыбаемся, но при мысли о Кевине я чувствую боль. Он был моим другом.
— Он позвонил мне до своего исчезновения, — говорит Лейси, смахивая слезинки под глазами. — Кевин думал, что за ним следят и сказал мне, чтобы я не ждала его и ехала на встречу с тобой и Джеймсом. Он сказал, что догонит меня на месте встречи. Я ждала так долго. Я ждала, пока не появились Кас и Даллас, а когда они попытались уговорить меня уезать без кевина, я подралась с ними. Я даже ударила Каса в лицо. Я дралась изо всех сил, но они затащили меня в еще один фургон, и один из их парней привез меня сюда — за несколько часов до тебя. Я думаю, Кевина больше нет, — говорит она, — я думаю, он мертв.
— Может быть, он в Программе, — говорю я, хотя я не уверена, могут ли утешить ее эти слова, особенно теперь, когда Даллас сказала нам, что мятежники исчезли. — Когда все закончится, мы найдем его.
Лейси с силой трет щеки, стирая слезы, которые она не удержала.
— Нет, — говорит она, — ему больше восемнадцати, и он слишком много знает. Они убили его. Знаю, что убили.
— Не думай так, — начинаю я, — есть много других…
— Слоан, — говорит она, прерывая меня, — я и правда очень устала. Может, поговорим об этом в другой раз? Голова болит просто жутко.
— Я буду здесь, — говорю я, — не то чтобы я куда-то собиралась.
Я пытаюсь заставить ее улыбнуться, но Лейси только благодарит меня и быстро выходит из комнаты. Оказавшись
* * *
Кухня представляет собой переоборудованный офис с маленькой стойкой и раковиной, с белым холодильником и старой варочной панелью.
— Что было тут раньше? — спрашиваю я, озираясь по сторонам.
— Не знаю, — говорит Кас. — Это здание стоит здесь уже довольно давно, но Даллас не могла точно вспомнить, где оно находилось. Я нашел его для нее; и тут довольно неплохо. Намного лучше, чем в некоторых местах, где я жил.
Кас достает из морозилки пару буррито и кладет их в микроволновку. Я благодарю его и сажусь за круглый стол, а Джеймс облокачивается о стойку. Теперь, когда у нас есть настоящая еда, я понимаю, как проголодалась.
— Так вот, — говорит Кас, обводя кухню рукой, — я знаю, что это не слишком уж много, но здесь нас десять человек — теперь двенадцать. В Филадельфии у нас было тридцать человек, но это если считать и тех, кого забрали обратно в Программу. Мы не знаем, скольких еще мы потеряли.
Он опускает глаза.
— У нас становится больше баз, чем людей.
Сигналит микроволновка, и Кас выкладывает буррито на бумажные тарелочки и ставит их на стол. Джеймс садится рядом со мной и сразу же хватает один буррито. С набитым ртом он сразу же бормочет, что еда слишком горячая.
— Я никогда не был в Программе, — как бы невзначай говорит Кас, — но эпидемия унесла моего брата.
Я смотрю на него, и грудь мне пронзает острая боль.
— И моего тоже.
— А моя младшая сестра недавно исчезла, — добавляет Кас, — считается мертвой. После смерти Хенли, она вроде как слетела с катушек. Стала настоящим параноиком, говорила, что наши телефоны прослушивают, а за ней следят. Она исчезла, но выходит, что насчет Программы она была права. Я был через дорогу и видел обработчиков, когда они искали ее в нашем доме.
— Сколько лет твоей сестре? — спрашивает Джеймс.
— Четырнадцать.
Меня начинает подташнивать при мысли о ком-то столь молодом, кто решился на такое безрассудство, как побег, зная, что это может стоить жизни.
— Мне жаль, — говорю я, пододвигая буррито к Джеймсу.
Кас тяжело вздыхает.
— Спасибо. Я все думаю, что она просто вернется. Я ее крепко обниму, а потом заставлю сидеть дома до конца жизни.
Он смеется, но не похоже, что он верит своим словам. Он не думает, что его сестра вообще вернется.
Кас отходит от стойки и судорожно вздыхает.
— Мне нужно идти, — говорит он. — Я устал с дороги, и до нашего собрания мне нужно немного поспать.
— Спасибо, — я быстро говорю ему. — Я правда ценю твою помощь.
— Нам нужно помогать друг другу, — отвечает он. — а иначе никто из нас не справится. Кстати, комната в конце коридора — ваша. Но я предупреждаю, — добавляет он, улыбнувшись. — там не слишком уютно.
— Черт, — говорит Джеймс, — а я-то надеялся найти с утра маленькие шоколадки на подушке.