Лекции по холокосту

Рудольф Гермар

В этой связи самая престижная немецкая ежедневная газета, «Франкфуртер альгемайне цайтунг», констатировала следующее: «Рауль Хильберг [...] и Эрнст Нольте [...] согласны в том, что свидетельские показания знаменитого Эли Визеля следует читать с крайне критическим отношением. Самая последняя книга Хильберга, блистательная работа «Источники исследования холокоста»[298], молча попрощалась со многими из знаменитейших, но при этом, несомненно, крайне ненадёжных свидетелей вроде Курта Герштейна и Яна Карского. Таким образом, отрицатель и пропагандист в наши дни дополняют друг друга»[299].

С: Из-за своего серьёзного отношения к ревизионизму Нольте имел всевозможные неприятности — такие как, например, запрет

на печатание во «Франкфуртер альгемайне цайтунг». Но давайте поговорим и о других историках.

Р: Хорошо, давайте перейдём к Иоахиму Хоффману, многолетнему директору Исследовательского отдела по военной истории (Milit"argeschichtliche Forschungsamt) во Фрайбурге. Перед тем как погрузиться в глубокие воды, в своей книге «Сталинская война на уничтожение» (впервые вышедшей в 1995 году на немецком) он ясно выражается по поводу научной свободы в его стране: «Вопреки духу и букве «свободы исследований», провозглашённой в немецкой конституции, сегодня, к сожалению, перед публикацией принято исправлять многие отрывки историографических текстов на предмет «криминального содержания», что весьма постыд но»[300].

В различных местах своей книги Хоффман вполне ясно говорит о том, что некоторые вещи в исторической картине холокоста далеко не очевидны. Так, он говорит о «злодеяниях, действительно или якобы совершённых немцами» (стр. 172). Он подробно пишет о том, что в ранних сообщениях Советского Союза и в заключениях Международного военного трибунала в Нюрнберге газации в Освенциме рассматривались только как нечто второстепенное (стр. 181-185). Он говорит о «газациях людей, якобы имевших место в Майданеке» (стр. 182), называет методы Нюрнбергского трибунала сомнительными (стр. 185) и обвиняет СССР в том, что он вводил Нюрнбергский трибунал в заблуждение при помощи многочисленных поддельных документов, сообщавших о мнимых немецких злодеяниях (стр. 188, 210). Он называет общее число жертв холокоста, так же как и жертв Освенцима, «продуктом советской пропаганды, имевшей целью повлиять на общественное мнение — в частности, на мышление англосаксонских стран» (стр. 190, стр. 334 и сл.).

В главе «Советские преступления приписываются немцам» он рассматривает массовое убийство примерно 34.000 киевских евреев в овраге Бабьего Яра, якобы совершённое немецкими айнзатцгруппами[301] в 1941 году, и делает следующий комментарий: «Недавно проведённое изучение многочисленных аэрофотоснимков, по всей видимости, приводит к выводу о том, что, в отличие от отчётливо видимых, обширных общих могил, выкопанных НКВД [для расстрелянных польских офицеров в Катыни], местность оврага Бабьего Яра в 19391944 годах, в том числе во время немецкой оккупации, оставалась нетронутой»[302].

С: И что всё это означает?

Р: Это означает, что свидетельские показания относительно утверждаемых массовых убийств, сообщающие о громадных массовых захоронениях и гигантских кремациях тел под открытым небом, не могут быть правдивыми. Подробней об этом я поговорю в главе 3.10, где я ещё раз процитирую Хоффмана.

Помимо этого, Хоффман именует 2,2 миллиона жертв этнической чистки восточной Г ермании [не путать с ГДР] [303] в конце войны жертвами «антинемецкого геноцида» (стр. 336). Он называет мероприятия, проводимые немецкой службой безопасности на оккупированных восточных территориях, «оправданными репрессалиями в ответ на партизанскую войну» — войну, которую Хоффман считает «незаконной по нормам международного права» и которая «с хладнокровным расчётом была начата советами» (стр. 338).

В политике боевого товарищества на равных условиях между Вермахтом и антисталинской Русской освободительной армией, проводимой германским Рейхом начиная с 1943 года, Хоффман видит начало «дружбы между русским и немецким народами», имеющее знаменательный эффект для будущего (стр. 304 и сл.).

Учитывая такие ревизионистские выпады, неудивительно, что Хоффман имеет иную точку зрения и на ревизионизм холокоста: «В наши дни проблема Освенцима во всех своих отношениях стала предметом интенсивных журналистских дебатов, проводимых, как правило, с проницательностью и со знанием дела — как в Г ермании, так и за рубежом, — даже если некоторые группы лиц проявляют излишнее рвение и выходят за рамки приличия из-за своих политических мотивов. Полемика эта ведётся не столько в «официальной» литературе, сколько в отдалённых публикациях...» (стр. 185)

С: Что ещё за отдалённые публикации?

Р: Наверно, он имел в виду ревизионистские периодические издания, но побоялся открыто их называть. Но позвольте я продолжу: «...и на неё очень сильно влияют официальные запреты на определённые формы мысли и слова, за которыми с подозрением следит система политического доноса. Это препятствование свободным дискуссиям по важной проблеме современной истории — каким бы прискорбным оно ни было сегодня, — несомненно, долго не продлится. Опыт показывает, что препятствовать свободным историческим исследованиям при помощи уголовного кодекса — как это имеет место во многих европейских странах — можно лишь временно. Исторические истины, как правило, продолжают оказывать своё влияние из-за кулис, чтобы впоследствии триумфально взойти на сцену. Что касается проблемы Освенцима, то это вовсе не вопрос «очевидных» фактов, относящихся к жестокому преследованию и истреблению представителей еврейского народа, которое не обсуждается; это, скорее, всего лишь вопрос использованного механизма уничтожения и вопрос того, сколько людей стало жертвами преследования. В этой связи всплывают крупные открытия — настолько крупные, что многие нынешние предубеждения обязательно нужно исправить» (стр. 185).

О полузапретной дискуссии о числе жертв Освенцима он пишет следующее: «То, что число жертв в этой связи было завышено, считалось — и до сих пор считается — несущественным. Сегодня считается чуть ли не преступлением «говорить, что еврейские потери были грубо завышены». Особенно это беспокоит историков, так как это означает, что они оказались зажаты между системой политической юстиции с неотъемлемыми шпионами и осведомителями, с одной стороны, и своим профессиональным долгом перед истиной, то есть обязательством установить число жертв с максимально возможной точностью, с другой стороны...» (стр. 334 и сл.)

Учитывая, что книга Хоффмана прошла через цензуру, и некоторые места в ней были бы изменены, чтобы не вступать в конфликт с законом, мы можем только представить себе, что

Хоффман мог написать, если бы в Г ермании не было цензуры.

С: Хоффман имел какие-либо неприятности из-за этих строк?

Р: Ему с большим трудом удалось их избежать, о чём он поведал в предисловии к английскому изданию своей книги. Леворадикальная немецкая партия зелёных даже подала в Бундестаг запрос по поводу Хоффмана, однако в итоге выдвинутые против него обвинения не имели никаких последствий[304].

В связи с этим нападками на Хоффмана также решил высказаться и Хайнц Магенхаймер, преподаватель новой истории в Зальцбургском университете (Австрия). О ревизионистских тенденциях Хоффмана относительно кампании Вермахта против Советского Союза во Второй мировой войне он сказал следующее: «То, что всем этим авторам приходится жить с ярлыком «ревизионист», вовсе не является недостатком. Любое историческое исследование, стремящееся к истине, должно ставить под сомнение унаследованные тезисы, должно постоянно проводить повторные осмотры и должно быть готовым вносить поправки. В этом смысле «ревизионизм» является скачком в процессе по установлению истины»[305].