Ленин. Человек, который изменил все
Шрифт:
Осенью он познакомился с организатором протестных кружков в Самаре Алексеем Павловичем Скляренко (он же Попов, Бальбуциновский, Роман), внебрачным сыном военного врача и активным кружкистом Матвеем Ивановичем Семеновым (Бланом), с сельским учителем Алексеем Александровичем Беляковым.
Собрания кружка происходили обычно на квартире Скляренко. «Как сейчас вижу невысокую, крепкую фигуру ВИ в косоворотке и в коротком сером пиджаке, – рассказывал Семенов. – Он спокойно усаживается за стол, вынимает из кармана небольшую тетрадку – свою рукопись и начинает читать вслух». Встав на почву марксизма, Ульянов стал беспощаден к народникам. Его фирменный стиль полемики уже начал формироваться. «В общении его с людьми отчетливо обнаруживались резкие различия: с товарищами,
Нравы наставника быстро усваивались юными последователями. Беляков вспоминал: «Самарские кружки до Ленина, с народническими замашками, со всей бездной народнических предрассудков, с Н. К. Михайловским как источником всяческой мудрости, “властителем дум” той эпохи, с 1890 года, пожалуй, можно сказать, кончили свое существование… Микроб революционного марксизма был занесен в Самару В. И. Ульяновым»95. На собрания «стариков» – народников со стажем – Ульянов не ходил. Вечеринки либеральной молодежи, часто с околополитическим подтекстом – сборы денег на Красный Крест, на библиотеку, – его ни разу не заинтересовали.
Иногда устраивали и выездные занятия кружка: на лодках, на волжских островах. В начале мая предприняли «кругосветное путешествие» – вниз по Волге до села Переволоки, волоком на реку Усу, по ней до Волги и вниз до Самары. Вовсе даже не брезговали любимыми народом напитками, основным из которых было «Жигулевское». «Иногда Скляренко затаскивал его вместе с другими товарищами в пивной павильон Жигулевского завода на берегу Волги, и здесь компания за веселым разговором и шутками проводила час-другой. ВИ прозвал Скляренко за уменье организовать такие увеселения «доктором пивоведения». Разумеется, во время таких увеселительных прогулок нередко разгорались и споры по серьезным вопросам»96. Беляков так вообще доказывал социологическое значение походов в пивную: «ВИ очень любил посещать этот павильон, но не ради пива, а, несомненно, ради того многообразного проявления жизни торгово-промышленного города, которое удавалось там наблюдать»97. Заметим, что и в год 150-летия Ленина пиво на легендарном заводе производится на том же оборудовании, что и в XIX веке.
В мае 1890 года Мария Александровна выехала в Петербург, помимо прочего, хлопотать за сына. Она вновь обратилась и в Департамент полиции, и к министру народного просвещения Делянову с просьбой разрешить ему экстерном сдать экзамены в любом из российских университетов. «Мучительно больно смотреть на сына, как бесплодно уходят самые лучшие его годы… Такое бесцельное существование без всякого дела не может не оказывать самого пагубного нравственного влияния на молодого человека, – почти неизбежно должно наталкивать его на мысль даже о самоубийстве». Делянов не выдержал натиска и 19 мая поставил резолюцию: «Можно допустить к экзамену в Университетской комиссии»98.
Департамент полиции хоть и отметил, что Ульянов вел знакомство с «лицами сомнительной благонадежности» и особых занятий не имел, но «в политическом отношении за ним замечено ничего не было». Владимиру Ульянову разрешили сдавать экзамены экстерном «в испытательной комиссии при одном из университетов, управляемых уставом 1884 года». Ура! Он думал не долго. Конечно же, столица: юридический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета.
Лето провел в Алакаевке. Познакомился с народником Алексеем Андреевичем Преображенским, который организовывал земледельческую коммуну на хуторе в трех верстах от Алакаевки. «Наш хутор Шарнеля служил местом паломничества крестьян-сектантов, ищущих правды и спрашивавших, как жить по-божьи». Ульянов часто туда по вечерам захаживал. «Мы вели с ним продолжительные споры, иногда затягивавшиеся до утра… Для подтверждения того, что капитализм проникает в деревню и происходит процесс пролетаризации крестьянства, ВИ предложил мне провести подворное обследование с. Неяловки, Тростянской волости»99. Этот Преображенский продолжит с подачи Ильича решать крестьянский вопрос при советской власти, возглавив совхоз в Горках Ленинских.
Мысли Ульянова были уже в Санкт-Петербурге. Он начал готовиться к экзаменам. Беляков вспоминал, как «в августе перед отъездом в Питер Владимир Ильич раза три заходил на квартиру Скляренко, но уже не для занятий, а так, вообще, повидаться и покалякать». 25 августа (6 сентября) Владимир погрузился на пароход, следующий в Казань. Неделя там, встречи с нужными людьми и родней. И вот он – через Нижний Новгород – впервые в Санкт-Петербурге. Гидом в великом городе выступала сестра Ольга. Изучил программу госэкзаменов, взял список литературы, записался в библиотеку.
Полиция 17 (29) ноября зафиксировала возвращение Ульянова в Самару и его проживание в доме Рытикова на углу Почтовой и Сокольничьей улиц. Теперь он готовился к сдаче экзаменов. Но не только. Беляков рассказывал, как в начале марта 1891 года Ульянов отметился на «журфиксе» в популярном салоне дантиста Анны Абрамовны Кацнельсон, где выступал известный народник Россиневич. «Собрание было многочисленное, народнические звезды всех величин были в полном сборе… ВИ благоглупости Россиневича привели в отличное расположение духа, ироническая усмешка в глазах и на губах ВИ играла вполне отчетливо». Он взял слово. И кто бы сомневался: «Это был первый триумф ВИ на большом собрании с участием широких кругов радикальной интеллигенции и учащейся моло- дежи…»100.
Весной предстояло сдавать экстерном экзамены за первые два курса юрфака. 26 марта (7 апреля) Ульянов подал прошение в испытательную комиссию при Петербургском университете. Видом на жительство в столице служила копия выписки из протокола заседания Симбирского дворянского депутатского собрания с подтверждением прав на потомственное дворянство, на которой сам он написал: «Дворянин Владимир Ильич Ульянов, 21 года, приехал из Самары держать экзамен в Испытательной юридической комиссии при Императорском С.– Петербургском университете». Тут же полицейская отметка о его проживании на Тучковой набережной, дом № 2, кв. 47101. Зачастил к сестре Ольге в общежитие Высших женских (Бестужевских) курсов.
Экзамены он начал сдавать 4 (16) апреля в малом конференц-зале Академии наук с истории русского права, отвечал на вопрос о формах зависимости холопов в феодальных княжествах Древней Руси. Оценка самая высокая – «весьма удовлетворительно». На следующий день государственное право (вопрос о сословных учреждениях) с тем же результатом.
На радостях взял передышку, навестил Ольгу, зашли к родственникам Песковским. Ольга была в прекрасном весеннем настроении, вместе смотрели, как ломался лед на воспрянувшей Неве. Сестра порадовала мать в письме успехами Владимира.
Сразу два экзамена 10 (22) апреля – по политической экономии (форма заработной платы) и статистике (германский статистик XVII века Конринг). Затем экзамен по энциклопедии права и истории философии права (Платон о законах). 24 апреля (6 мая) сдал последний в весеннюю сессию экзамен по истории римского права, отвечал на вопрос о законах, издаваемых выбранными властями. Все на «отлично».
И тут снова трагедия. Прямо какой-то рок, совпадающий с экзаменами. Ольга заболела брюшным тифом. В конце апреля Владимир отвез сестру в Александровскую больницу на набережной Фонтанки. Регулярно ее навещал. Телеграфировал матери в Самару: «У Оли брюшной тиф, лежит в больнице, уход хорош, доктор надеется на благоприятный исход». Ей все хуже. В начале мая он вызывает Марию Александровну: «Оле хуже. Не лучше ли маме ехать завтра»102.