Ленин. Человек, который изменил все
Шрифт:
Брошюра Ульянова вышла еще нелегально, небольшим тиражом. Но российский марксизм – в немалой степени благодаря усилиям Вольного экономического общества – уже начал пробивать себе дорогу и в легальную литературу. В том же 1894 году вышла легально книга Струве «Критические заметки. К вопросу об экономическом развитии России», также нацеленная против народничества.
Лето 1894 года Ульянов провел в Подмосковье, как запомнил московский социал-демократ и будущий директор Музея революции Сергей Иванович Мицкевич, «на даче у Анны Ильиничны, близ станции Люблино Курской железной дороги, в дачном поселке Кузьминки. Ильич заходил иногда ко мне, бывал и я несколько раз у него на даче у Елизаровых»131. Полиция зафиксировала также и появление Владимира Ульянова на вечеринке 12 (24) января 1894 года в доме
«Волжанин» становился популярной личностью в узких марксистских кругах, где после «Друзей народа…» его авторитет был уже общепризнан. Среди заинтересовавшихся им была и Надежда Крупская, девушка на год его старше. «Увидала я ВИ лишь на масленице. На Охте у инженера Классона, одного из видных питерских марксистов, с которым я два года перед тем была в марксистском кружке, решено было устроить совещание некоторых питерских марксистов с приезжим волжанином. Для ради конспирации были устроены блины. На этом свидании, кроме ВИ, были: Классон, Я. П. Коробко, Серебровский, Ст. Ив. Радченко и другие; должны были прийти Потресов и Струве, но, кажется, не пришли… Речь шла о путях, какими надо идти. Общего языка как-то не находилось. Кто-то сказал – кажется, Шевлягин, – что очень важна вот работа в комитете грамотности. ВИ засмеялся, и как-то зло и сухо звучал его смех – я потом никогда не слышала от него такого смеха:
– Ну, что ж, кто хочет спасать отечество в комитете грамотности, что ж, мы не ме- шаем…
Подошел Классон и, взволнованный, пощипывая бороду, сказал:
– Ведь это черт знает, что он говорит.
– Что ж, – ответил Коробко, – он прав, какие мы революционеры…
Помню, когда мы возвращались, идя вдоль Невы с Охты домой, мне впервые рассказали о брате ВИ, бывшем народовольце…»133. Их встреча произошла, по версии Крупской, в конце февраля 1894 года. Историки утверждают, что годом позже, поскольку Классон в начале 1894-го находился в Германии.
Однако есть основания полагать, что на той встрече была еще одна девушка – Аполлинария Якубова и на нее первую Ульянов положил глаз. Она была подругой Крупской. Именно к ней якобы сватался Владимир Ульянов. Но Якубова предложение руки и сердца отвергла, предпочтя профессора Тахтерева, редактора левого журнала «Рабочая мысль». Позднее будут и переписка между Лениным и Якубовой, и встречи, в частности, в Лондоне, где она будет жить134.
Но Крупская сразу влюбилась в своего будущего мужа, хотя он поначалу и не отвечал ей взаимностью. Как вспоминала ее очень проницательная гимназическая подруга, а затем известная журналистка Ариадна Тыркова-Вильямс, она «по-прежнему жила с матерью на третьем дворе, в большом доме Дурдиных, на Знаменской. Жили все так же тихо, уютно, с лампадками, как будто по-старосветскому… Но за всем этим я чувствовала другую Надю. Она уже прокладывала путь к тому, что вскоре должно было стать смыслом, целью и, как это ни странно звучит для моей скромной Нади, роскошью ее жизни. Началось это с вечерних курсов для рабочих за заставой. Надя глухим, монотонным голосом рассказывала мне, как важно пробудить в рабочих классовое сознание. Я плохо понимала, что это значит. Но я видела, что от этих таинственных слов Надя расцветала… Уже не в Петербурге, а летом у них на даче, под Окуловкой, впервые услыхала я от Крупской имена Карла Маркса и Ульянова»135.
Надежда была из семьи обедневшего дворянина Виленской губернии. Константин Игнатьевич Крупский окончил Михайловское артиллерийское училище, Военно-юридическую академию и дослужился до чина майора. «Отец всегда очень много читал, не верил в бога, был знаком с социалистическим движением на Западе, – рассказывала Надежда Константиновна. – В доме у нас постоянно, пока был жив отец, бывали революционеры (сначала нигилисты, потом народники, потом народовольцы)»136. Ей было всего 14 лет, когда отца не стало.
Мать Надежды – Елизавета Васильевна – в скором времени теща Ленина – была набожной женщиной, воспитанницей Института благородных девиц, имела диплом домашней учительницы. После смерти мужа она получала пенсию. Жили скромно. Тыркова удивлялась, «как могут они с матерью существовать в такой тесноте?»137. – Помогал брат отца – действительный статский советник. Надежда училась в престижной гимназии княгини Оболенской, закончила ее с золотой медалью, годом позже обрела диплом преподавателя русского языка и математики и пошла на Высшие (Бестужевские) женские курсы. Там подруги познакомили ее с технологами-марксистами.
Сама она рассказывала: «Когда Бестужевские курсы открылись, я на них поступила, думала, сейчас там мне расскажут о всем том, что меня интересует, и когда там заговорили совсем о другом, бросила курсы»138. Надежда пошла работать в Главное управление железных дорог, а многие вечера посвящала преподаванию в рабочей школе и участию в марксистском кружке.
«Зимою 1894/95 г. я познакомилась с ВИ уже довольно близко. Он занимался в рабочих кружках за Невской заставой, я там же четвертый год учительствовала в Смоленской вечерне-воскресной школе… Я жила в то время на Старо-Невском, в доме с проходным двором, и ВИ по воскресеньям, возвращаясь с занятий в кружке, обычно заходил ко мне, и у нас начинались бесконечные разговоры… Хождение по рабочим кружкам не прошло, конечно, даром: началась усиленная слежка. Из всей нашей группы ВИ лучше всех был подкован по части конспирации: он знал проходные дворы, умел великолепно надувать шпионов, обучал нас, как писать химией в книгах, как писать точками, ставить условные знаки, придумывать всякие клички»139.
Тыркова подметила (женщины это хорошо чувствуют) перемены в мыслях и чувствах Надежды, которые теперь «были неразрывно связаны с человеком, который ее захватил тоже целиком. Надя изменилась. С ней что-то произошло. Что-то новое пробивалось сквозь прежнюю монашескую тихость… У Нади была очень белая, тонкая кожа, а румянец, разливавшийся от щек на уши, на подбородок, на лоб, был нежно-розовый. Это так ей шло, что в эту минуту моя Надя, которую я часто жалела, что она такая некрасивая, показалась мне просто хорошенькой. В моем воображении тогда еще крепко связались “Капитал” и “один товарищ”. Но если бы кто-нибудь мне тогда сказал, что этот товарищ, опираясь на “Капитал”, переломает всю русскую жизнь, зальет Россию кровью и что Надя будет ему усердно в этом помогать, это показалось бы мне бредом! Тогда он еще назывался не Ленин, а Ульянов. Надя говорила о нем скупо, неохотно. Я ни одним словом не дала ей понять, что она в него влюблена по уши»140.
Той осенью 1894 года Александр III стремительно угасал от заболевания почек. 26-летний Николай Александрович запомнит слова, сказанные отцом на смертном одре: «Тебе предстоит взять с моих плеч тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нес его я и как несли наши предки… Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц»141. 1 ноября 1894 года императора на стало.
Для Владимира Ульянова мало что изменилось. Теперь ему просто предстояло заняться свержением уже следующего императора. Николая II.
Во время рождественских каникул 1894/95 года на собрании на той же Охте с Ульяновым встретились первые знакомцы среди легальных марксистов, его сверстники Петр Бернгардович Струве и Александр Николаевич Потресов. Дворянин, генеральский сын Потресов учился в Петербургском университете – сначала на естественно-научном, затем юридическом факультете. Внук создателя Пулковской обсерватории, сын пермского (а до этого иркутского и астраханского) губернатора, Струве проделал ту же образовательную траекторию, после чего пополнял знания в австрийском Граце. Важным связующим звеном легальных марксистов с подпольем выступала Александра Михайловна Калмыкова, вдова сенатора, «имевшая в то время книжный склад на Литейном. С Александрой Михайловной познакомился тогда близко и ВИ. Струве был ее воспитанником, у нее всегда бывал и Потресов, товарищ Струве по гимназии. Позднее Александра Михайловна содержала на свои деньги старую “Искру”, вплоть до II съезда»142.