Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Волкогонов Дмитрий Антонович

Умерла Инесса Федоровна Арманд трагически рано. Когда в начале февраля 1919 года Арманд уезжала в составе миссии Российского Общества Красного Креста во Францию для работы среди личного состава россий­ского экспедиционного корпуса, задержанного во Франции после окончания мировой войны, она написала дочери письмо.

"Дорогая моя Инуся.

Вот я и в Питере… Сегодня переночевали в Питере и едем дальше… В твое письмо вкладываю: первое письмо для Саши, второе письмо для Феди (сыновья И.Арманд. — Д.В.) и третье письмо для Ильича. О последнем пусть знаешь только ты. Письма первое и второе передай немед­ленно, а письмо 3-е пока оставь у себя. Когда мы вернемся, я его разорву. Если же что со мной случится (говорю

это не потому, что считаю, что в моем путешествии есть какая-либо особая опасность, но в дороге, конечно, всякое может быть, одним словом, на всякий случай),тогда передай это письмо Вл. Ил. Лично ему. Передать можно таким образом: зайти в „Правду", там сидит Мария Ильинична, и передашь это письмо и скажешь, что это письмо от меня и лично для В.И. А пока письмо держи у себя… Письмо В.И. запечатано в конверте".

Тогда Инесса вернулась в мае 1919 года. Поэтому то, что было в том письме, останется вечной тайной истории. Хотя, как мне кажется, мы вправе теперь считать, что отношения вождя и „русской француженки", унесенные от нас рекой времени в вечность, больше не предстают загадкой. Впрочем, духовный космос людей всегда загадо­чен и обычно несет в себе некую тайну…

Инесса Арманд — солнечное пятно в судьбе вождя русской революции.

Глава 4 Мавзолей ленинизма

Ленинизм — есть вождизм нового типа, он выдвигает вождя масс, наделенного диктаторской властью. Николай Бердяев

Я уже упоминал в книге о „Вечере воспоминаний", кото­рый состоялся 23 апреля 1924 года, вскоре после смерти Ленина. Выступили тогда на вечере Каменев, Троцкий и Радек. В то время еще не было культа Ленина, и многое из сказанного звучит сегодня как редкое откровение. Но имен­но это „откровение" и высвечивает истинного Ленина.

Радек, одна из самых оригинальных и даже комических личностей большевизма, говорил, что Ленин был „первым человеком, который в то, что мы писали, поверил не как в вещь, возможную через 100 лет… а как во что-то неслыхан­но конкретное…". Величие Ленина в том, продолжал Радек, что он оказался способным „преодолеть все колебания в партии и повести ее на борьбу за власть". Радек привел пример, который, по его мнению, подтверждает это „вели­чие". В одном из своих выступлений в 1921 году Ленин заявил, что „военный коммунизм" был ошибкой. Я позвонил ему и сказал о своем несогласии с этой оценкой. Он пригла­сил меня к себе и сказал: ,,..кто вам сказал, что историк должен правду устанавливать; партия три года вела одну политику, теперь она смотрит на нэп как на грех. Вы може­те написать сто теоретических статей, что это не грех, но все-таки в душе вы скажете, что это „грех". Надо сказать „наплевать" и сказать, что это была глупость, а потом через год пишете исторические брошюры, в которых вы докажете, что это было гениально…"

Трудно выразиться с большим цинизмом о политике, как, например, в данном случае это продемонстрировал Ле­нин. Но здесь нет „откровения". Это было известно еще до октябрьских событий. Интересно другое — то, что его со­ратники уже без оговорок относят этот циничный, вульгар­ный прагматизм к проявлениям „величия" Ленина.

Я думаю, что А.Н.Потресов имел в виду именно эту черту вождя, говоря „злодейски гениальный Ленин". В раз­вернутом виде фанатичную заряженность Ленина на захват и удержание власти сформулировал известный историк Ми­хаил Геллер на международной конференции в Неаполе (ноябрь 1990 года). „Парадокс Ленина, — говорил М.Геллер, — сочетание фанатичной моноидейности с абсолютной открытостью в отношении средств, которые можно исполь­зовать для реализации идеи. Павел Аксельрод, один из пер­вых русских марксистов, вспоминает, как в 1910 году на конгрессе социалистов в Копенгагене член исполкома II Интернационала спросил его о Ленине: неужели все раско­лы, раздоры и скандалы в вашей партии — это дело рук одного человека? Как может один человек быть таким неу­томимым и опасным?

Аксельрод ответил: представьте себе человека, который 24 часа в сутки занят революцией, который не думает ни о чем другом, кроме революции, который во сне видит сны о революции. Попробуйте иметь дело с таким человеком. Ци­тирую Фому Аквинского, признавшегося: я боюсь человека одной

книги. Марк Алданов добавляет еще страшнее: чело­век одной газеты, в особенности если она называется „Прав­да". Ленин был человеком одной идеи, одной книги, одной газеты, одной партии. При единственном условии, что это была его идея, его книга, его газета. И, конечно, его партия. Идею Ленина, которая владела им 24 часа в сутки, можно выразить одним словом: власть".

Геллер весьма удачно охарактеризовал Ленина как по­литика. Но я добавил бы: самое главное, самое основное состоит в том, что он смог свою фанатичную убежденность и кредо передать в конечном счете огромному количеству людей. Свой фанатичный максимализм Ленин направил на достижение поначалу „первой фазы коммунистического об­щества", когда „все граждане превращаются здесь в служа­щих по найму у государства, каковым являются вооружен­ные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочи­ми одною всенародного, государственного „синдиката". Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблю­дая меру работы, и получали поровну".

Ленин смог случайную идею диктатуры пролетариата, встречающуюся у Маркса, кажется, всего раз-другой, в частности, в письме 1875 года, но совсем не как орудие власти, сделать главным стержнем всей своей политики и практических действий.

И в этом тоже нет ничего удивительного. Сколько на свете существует одержимых какой-либо идеей людей, чу­даков, последователей, которых можно усадить всех на од­ном диване… Ленин же смог заразить своей верой огром­ное число людей, несмотря на ее большевистскую бредовость. Даже трезвые люди из числа социалистов не были услышаны. Г.В.Плеханов согласился с определением репор­тера „Единства", назвавшего курс Ленина на социалистиче­скую революцию „бредом". Он, „бред", бывает иногда весь­ма поучителен в психиатрическом или в политическом от­ношении. Плеханов ссылается на Чехова и Гоголя, ярко исследовавших феномен „бреда". Но „это не значит, конеч­но, что я ставлю Ленина на одну доску с Гоголем или Чеховым. Нет, — пусть он извинит меня за откровенность. Он сам вызвал меня на нее. Я только сравниваю его тезисы с речами ненормальных героев названных великих художни­ков…".

Но ленинский „бред", вопреки всему, стал действитель­ностью, материализовался в советской государственности, новых формах образа жизни и идеологических институтах. Более того, ленинизм (так стал называться российский марксизм) проявил поразительную жизнестойкость и даже порой некую привлекательность. На духовной пище лени­низма вскормлены многие поколения советских людей. Но с началом процесса разрушения тоталитарной системы, на­званной М.С.Горбачевым почему-то „перестройкой", выясни­лось, что ленинизм потерпел огромную историческую неу­дачу.

Говоря о Ленине, важно ответить: была ли случайностью эта неудача и, более того, явилась ли случай­ностью живучесть ленинской модели и самого ленинизма?

На часть вопроса мы попытались ответить в книге. Но, думаю, история еще не сказала по этому поводу своего последнего слова. Идея социальной справедливости, на ко­торой откровенно паразитировал Ленин, не умрет никогда. Но, разумеется, средневековые методы ее достижения едва ли смогут вновь когда-нибудь заразить миллионы людей. Ленинизм в его классической форме (как и его воплощение) рухнул не потому, что Горбачев это „спланировал". Нет и еще раз нет. Весь мир (цивилизованный) после октябрьских событий 1917 года постепенно сделал для себя выводы: так нельзя идти в будущее. В этом смысле в огромном „выигры­ше" от Октября оказались западные демократии, но никак не народы России.

Подтачивало монолитную ленинскую Систему не ее не­совершенство, а неспособность выиграть соревнование у капиталистического мира в экономической, гуманитарной сферах. Историческая же миссия Горбачева свелась к тому, что он не мешал (часто этого не осознавая) самораспаду ленинской Системы. При этом Михаил Сергеевич все время призывал учиться у Ленина крутым поворотам.

А она, эта Система, превратив ленинизм в светскую ре­лигию, не уставала заклинать общество святостью образа, идей, программ Ленина, их мессианской роли. Иной раз складывается впечатление, что высший орган государства — ЦК КПСС (так оно и было) львиную долю своих усилий тратил на сохранение в общественном сознании ленинских догм и мифов. Ведь, по сути, ленинизм был главной духов­ной, идеологической основой государства, родившегося как .диктатура пролетариата".