Ленин
Шрифт:
— Распять женщину и мальчика на стене! — крикнул судья. — И крепко держите этого верзилу, чтобы не вырвался!
Солдаты моментально окружили мать и ребенка, поднесли, придавили к стене и растянули им руки и ноги.
Володимирова молчала, по-прежнему глядя в землю. Мальчик царапался, извивался и кричал:
— Мама! Мамочка! Папа, спасай нас, не дай… Они хотят нас убить!
Федоренко спокойно заметил, глядя на арестованного:
— Нам уже известно, что ты муж этой женщины и отец — мальчика. Справились
Толстый, краснолицый охранник открыл огонь. Пуля ударила в стену прямо над головой женщины, засыпав ее осколками штукатурки; вторая застряла в стене возле уха, третья — возле самой шеи…
— Теперь займитесь мальчишкой, — прошипел Федоренко. — Две пули пробные, третья должна оказаться во лбу!
Пуля глухо ударила над головой мальчика. Его лицо исказилось, он весь сжался и потерял сознание.
Володимиров рванулся из рук державших его солдат и простонал:
— Пощадите их… Я все расскажу…
— Слушаем! — безразлично сказал Федоренко и, обращаясь к охраннику, добавил: — Зарядите револьвер новыми патронами!
Володимиров еще боролся с собой. Ужасные страдания отражались в его бессознательных, измученных глазах.
— Мы слушаем, черт тебя побери! — не выдержал Дзержинский, затопав ногами.
— Покушение было придумано правыми социалистами-революционерами и евреями… — прошептал Володимиров.
— Фамилии исполнителей? — спросил судья.
— Я не знаю все… их было десять… я случайно расслышал фамилии Леонтьева, Схура и Фрумкин… — говорил, ни на кого не глядя, арестованный.
— Фрумкин — женщина? Красивая, молодая еврейка? Ее имя Дора? — спросил, щуря глаза, Федоренко.
— Да… — шепнул Володимиров.
— Не понимаю, зачем нужна была такая длинная, героическая сцена отказа от дачи показаний? — поднимая плечи, с издевкой заметил Федоренко. — Но еще одна формальность! Я должен провести очную ставку между обвиняемым и очень интересной особой. Власов, распорядитесь, чтобы сюда доставили №15! Ну, бегом, бегом… товарищ!
Дзержинский и Федоренко совещались, куря сигареты…
— Умоляю, чтобы солдаты не мучили больше мою семью! — отчаянно воскликнул Володимиров.
— Еще минутку! — вежливо и спокойно ответил судья. — Только от вас зависит полное освобождение симпатичной дамы и милого Петеньки…
В кабинет кого-то ввели. Ленин осторожно поднял голову. На пороге стояла женщина.
Казалось, что она сошла с какой-то картины.
— Где я видел такую фигуру? — думал Ленин, потирая лоб. — Кажется, на какой-то картине времен французской революции? А может, и нет…
Высокая, гибкая, с гордо посаженной красивой головой, стояла молодая еврейка. Ее белое, как молоко, лицо, горящие глаза, черные дуги бровей, чувственные губы и огромный узел черных волос, мелкими завитушками падающих на шею, и вдохновенный лоб — все было совершенно в линии рисунка и красках.
— Юдита… — прошептал Ленин.
Она стояла спокойно, вызывающе опустив вдоль выразительных бедер руки. Ее высокая грудь вздымалась едва заметно.
Федоренко долго осматривал ее, похотливо щуря глаза. Наконец спросил изменившимся голосом:
— Имя и фамилия прекрасной… дамы?
Она даже не пошевелилась и не посмотрела на судей.
— Какая вы нехорошая! — тихо засмеялся Федоренко. — Мы ведь знаем, что в данный момент восхищаемся красотой и обаянием мадемуазель… Доры Фрумкин…
Она не изменила позы; даже веки ее не дрогнули. Казалось, что она ничего не видит и не слышит.
— Обвиняемый, подтверждаете, что это Фрумкин, о которой вы нам только что рассказывали? — спросил судья Володимирова.
— Да… — шепнул офицер, боясь взглянуть на стоявшую в дверях женщину.
При этом страшном для нее слове ее вид не выражал ни малейшего волнения или беспокойства.
— Власов! — прокричал срывающимся голосом судья. — Отведите Дору Фрумкин в мою канцелярию и скажите, чтобы Мария Александровна занялась ею. Я скоро приду…
Солдаты увели арестованную.
— Владимир Ильич! — позвал Дзержинский. — Выходите и объявите, что за ценные показания даруете жизнь гражданину Володимирову, хотя он заслуживает смерти.
Ленин встал и, глядя на своего бывшего шофера и судей, не мог произнести ни слова.
Федоренко приблизился к нему и принялся хвастаться своим опытом, рассказывать о давних временах, когда он, как жандармский ротмистр, тайно способствовал настоящим революционерам. Ленин слушал его холодно, с выражением отвращения на лице.
Дзержинский тем временем отдавал какие-то приказы.
Солдаты, освободив женщину и мальчика, вышли. Володимиров прижимал к себе дрожащего, шатающегося сына и измученным, болезненным взглядом смотрел в суровые глаза жены.
— Вы свободны, абсолютно свободны, — прошипел Дзержинский, оглядываясь за спину, где стоял охранник Власов. — Прошу выходить… Сначала капитан Володимиров, потом женщина… ребенок — в конце.
Володимиров пошел вперед, однако, едва он дошел до дверей и потянулся ладонью к ручке, прогремел выстрел. Смертельно раненный в голову, он упал на пол. Жена бросилась к нему, но в тот же момент Власов выпустил пулю. Она безжизненно упала на тело мужа. Тут же открылись двери; вбежал солдат-китаец. Схватив мальчика, он сдавил ему горло и вынес из комнаты. Китайцы, подгоняемые охранником, за ноги вытягивали убитых в коридор и вытирали следы крови.
Ленин содрогнулся.
— Государство держится на насилии, силе и произволе! — припомнились так часто повторяемые им его собственные слова.