Ленин
Шрифт:
А.Д. Нагловский . «Ленин ходил по трибуне из угла в угол и, сильно картавя на «р», говорил резко, отчетливо, ясно. Это была не митинговая речь… У Ленина была даже не речь. Ленин не был оратором, как, например, Плеханов, говоривший в французской манере с повышениями и понижениями голоса, с жестами рук. Ленин не обладал искусством речи. Ленин был только логик. Говоря ясно, резко, со всеми точками над i, он с огромной самоуверенностью расхаживал на трибуне и говорил обо всем таким тоном, что в истинности всего им высказываемого вообще не могло быть никаких сомнений…»{177}
А.Ф. Керенский . «Везде с 11 ноября 1918 года – перемирие, мир. Только Россия постоянно мобилизуется, милитаризуется, обороняет «красное отечество». Разве не большевики во имя немедленного мира подняли знамя
А.И. Куприн . «Из-за стола поднимается Ленин и делает навстречу несколько шагов. У него странная походка; он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги; так ходят кривоногие, прирожденные всадники… Ни отталкивающего, ни величественного, ни глубокомысленного нет в наружности Ленина… Разговаривая, он делает руками близко к лицу короткие тыкающие жесты. Руки у него большие и очень неприятные: духовного выражения мне так и не удалось поймать…
Ночью, уже в постели, без огня, я опять обратился памятью к Ленину, с необычайной ясностью вызвал его образ и… испугался. Мне показалось, что на мгновение я как будто бы вошел в него, почувствовал себя им.
В сущности, подумал я, этот человек – такой простой, вежливый и здоровый – гораздо страшнее Нерона, Тиберия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки люди, доступные капризам дня и колебаниям характера. Этот же – нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И притом – подумайте! – камень, в силу какого-то волшебства – мыслящий !»{179}
К.Б. Радек . «Это было в марте 1916 года. Это было в Берне. В.И. ужасно устал, страдал бессонницей, и Надежда Константиновна попросила затащить его каким-нибудь образом в кабак, чтобы Ильич немного проветрился… Ильич любил пильзенское пиво. В марте немцы, которые изобрели не только марксизм, но и самое лучшее пиво, производят самое чудеснейшее пиво, которое называется «Сальватор». Вот этим «Сальватором» я соблазнил Ильича… Нечего греха таить, мы выпили несколько крупных кувшинов этого пива, и, может быть, благодаря этому Ильич, несмотря на свою глубочайшую сдержанность, на одну минуту потерял ее. Это было ночью, когда я его проводил домой… тогда он сказал несколько слов, которые врезались мне в память на всю жизнь: «Что же, я двадцать лет посылаю людей на нелегальную работу, проваливаются один за другим, сотни людей, но это необходимо…»{180}
А.Н. Потресов . «Легенды о Ленине меняют легенды о Марксе. В самом деле: Маркс – он только создал учение, Ленин же создал дело. Пусть ошибался Ленин, но он ошибался, искренне веря и лично принося этой вере жертвы, которые редко кто приносил. Маркс – это Иоанн, создавший учение Христа, но Ленин – это сам Христос, который был распят на кресте… Он до сих пор еще жив, этот гипноз…»{181}
Думаю, хватит приводить свидетельства лиц, лично знавших, видевших Ленина, встречавшихся с ним. Этой мозаичной картиной впечатлений, воспоминаний и наблюдений я хотел лишь подчеркнуть, что любой самый тщательно выписанный портрет, даже профессиональная фотография, не в состоянии схватить все оттенки, полутона, черты, грани личности, ее характера и тем более интеллекта. Приведенные зарисовки (а их в литературе множество) не являются свидетельством того, что лишь Ленин обладал бесконечным личностным богатством. Нет. Каждая личность неповторима, уникальна, но так уж принято у людей, что прожектор своего внимания они направляют прежде всего на лидеров, вождей, полководцев, эстрадных див, олимпийских чемпионов, ясновидящих, выдающихся музыкантов, танцовщиц и художников. Такова особенность человеческой психологии.
Приведенной мозаикой наблюдений людей, которые и сами оставили заметный след на пыльных ступенях истории, автор стремился подчеркнуть, что Ленин, при всей своей интеллектуальной мощи, огромной воле, умении гибко маневрировать в самых безнадежных ситуациях, был одномерным человеком. Он всю жизнь был в плену идеи революции, идеи диктатуры пролетариата. Это не может не «повредить» человека. Жизнь свою он подчинил только революции,
Смею утверждать, что Ленин не в полной мере стал только историческим, ибо его деяния, мысли, программы и принципы еще живут в сегодняшней политике, волнуют немало людей, становятся объектом идеологических и политических схваток. Ленин пока часть нашего взъерошенного бытия: в названиях колхозов, обесцененных ассигнациях, орденских колодочках, призывах новых коммунистических лидеров следовать ленинским путем. Ленин – глубоко в нас, нашем сознании. Многие из нас все еще пленники Ленина.
Века истории тушат страсти, хоронят мелкие бытовые детали, притупляют боль противостояния и борьбы. Пока Ленин не стал таким и, видимо, не скоро станет. Лишь время отольет его в нашей памяти историческим, каким он был. Хотя легенды и мифы обладают способностью жить очень долго. Одно ясно: великий мятежник Ленин навсегда вошел в историю человеческой цивилизации. За порогом XXI века взгляд на него станет более спокойным, взвешенным, проницательным.
В историческом Ленине останется группа интеллектуальных и нравственных черт, которые, на мой взгляд, и делают его портрет цельным и монолитным. Он не может быть Янусом, как бы его ни изображали. Цельность характера – несомненна. Я бы назвал Ленина тотальным большевиком, который смог в себе аккумулировать, соединить, переплавить многие черты, которые сделали вождя неповторимым явлением. Хотя бы бегло назову некоторые качества.
Ленин – одержимый до исступления революционер. Он останется в памяти человеческой как Антихрист XX века, социальный еретик, основатель и проводник жестокой философии, посягнувший на вечную ценность – Свободу, соблазнивший людей стадным «раем». Достаточно еще раз вспомнить те несколько дней до октябрьского переворота, когда лидер большевиков как будто советовался с Провидением, столь безгранична была его вера в наступление неповторимого момента. В критической ситуации он обычно требовал: «Если не сделаем – погибли!» Его уверенность в успехе революции была фанатичной. «Мы должны помнить, – говорил Ленин, – что у нас должно быть либо величайшее напряжение сил в ежедневном труде, либо нас ждет неминуемая гибель»{182}. Он был готов ходить по самому острию ножа, сжигая все мосты, когда путей к отступлению уже не было. Хорошо сказал об этом Виктор Чернов: «Много раз Ленину удавалось выжить только благодаря просчетам его противников. Часто это была слепая удача, но она обычно приходит к тем, кто знает, как продержаться в периоды неудач…
Есть некий высший здравый смысл в человеке, который тратит последние капли своей энергии, несмотря на то что все против него – логика, судьба, обстоятельства. Этим «иррациональным здравым смыслом» природа наделила Ленина в избытке. Благодаря такому упорству он неоднократно спасал партию в ситуациях, которые казались безнадежными»{183}.
В решающий момент у Керенского не оказалось ни одной верной дивизии; Деникин рано поверил, что Москва в его руках; белые генералы не смогли договориться об элементарном – координации своих усилий на различных фронтах. О неожиданных подарках судьбы Ленину можно говорить долго. Казалось, слепой случай спас Ленина и большевиков. Но нужно было суметь использовать эти шансы. Ленинская одержимость, до исступления, порой почти до истерики, и готовность пожертвовать пол-Россией спасли его неправое дело.
Ленин при всей его внешней мягкости, даже добродушии, внутренне был готов к страшной жестокости во имя спасения революции. Вождь большевиков никогда в своих сочинениях не ссылается на Нечаева, хотя по своему духу – его глубокий единомышленник. Как вспоминал В. Бонч-Бруевич, Ленин говорил ему о Нечаеве с восторгом, в частности, о той части брошюры террориста, где он предлагал уничтожить всю царскую семью{184}. Не удивляет в этой связи его роль в трагических событиях в Екатеринбурге летом 1918 года, множество личных распоряжений о расстрелах и даже повешениях.