Ленин
Шрифт:
Если Система при Сталине достигла своего апогея, а при Хрущеве была сделана отчаянная попытка освободиться от ее самых одиозных атрибутов, то властвование Брежнева пришлось на «плоскогорье» ленинского пути. Это были относительно спокойные годы, несмотря на интервенцию в Чехословакию и афганскую авантюру. Брежнев подходил для этого времени: ни реформ, ни скачков, ни конвульсий. Все как бы застыло. Генсек не уставал повторять: нужна стабильность. Но какая? Роста? Упадка? Стагнация? Брежнев хотел добиться всего, ничего не меняя. Сегодня есть немало людей, особенно бедствующих, которые с тоской вспоминают то «застойное», как его назвали, время. Но стагнация Системы в действительности означала углубление исторического кризиса ленинизма. Брежнев
Попав на партийный олимп, каждый «обессмертил» себя деяниями. Но по ленинской традиции нужно было после смерти лидера его и увековечить. Так было до перестройки. Например, после смерти Брежнева Политбюро в ноябре 1982 года долго ухищрялось, как бы запечатлеть «великого ленинца» для истории посолиднее. Хотели переименовать город Запорожье в город Брежнев, но Андропов проявил бдительность: «Город связан с Запорожской Сечью, с казацкими волнениями и т. д. Может быть, нам лучше назвать городом Брежнев Набережные Челны?..» Хотели назвать космодром именем генсека, но опять Андропов оказался всех умнее: разве стоит это имя связывать с ракетами? Лучше «назвать именем Леонида Ильича Звездный городок в Щелковском районе Московской области». Тихонов предложил присвоить имя генсека Нурекской ГРЭС, шахте «Распадская» Кемеровской области. Но шеф КГБ Андропов вновь в своей бдительности на высоте:
– На шахте «Распадская» недавно была большая авария, погибло много людей…
Тихонов согласился с доводами и тут же взял реванш, предложив присвоить имя незабвенного Леонида Ильича ледоколу «Арктика». Отвели Новолипецкий завод, но ухватились за Оскольский металлургический. Решили назвать целую кучу площадей в городах, да чуть не упустили город Киев. Устинов почему-то посчитал, что «можно присвоить имя Брежнева морскому пассажирскому судну, а речному – пока воздержаться». Андропов почувствовал, что фантазия иссякла, и предложил «присвоить имя Брежнева еще ряду предприятий. Но это несколько позднее». На том и порешили{145}.
Вот так руководило нами мудрое Политбюро во главе с ленинскими последователями.
Очередным наследником ленинского дела стал Юрий Владимирович Андропов. Думаю, что Андропов лучше всех послесталинских генсеков понимал, что Система находится в перманентном кризисе, и мучительно искал пути ее выздоровления. Но… только на «рельсах» ленинизма. Не в пример предшественнику, этот человек незаурядного ума, личной скромности самую значительную по содержанию часть своей жизни отдал незабвенному чекистскому делу, где оставил весьма заметные следы. Лишь четыре года карьеры были им отданы дипломатической работе – в 1953–1957 годах в Будапеште. Почти все оставшееся время Андропов, верный ленинским заветам, боролся с политическими диверсиями, диссидентами, подрывной деятельностью империализма{146}. Был в этом очень последователен. Что греха таить, информация об этой деятельности, распространяемая среди населения СССР, как правило, принималась за чистую монету, например, в отношении Солженицына. Автор настоящей книги кается – был также дезинформирован в отношении великого русского писателя. Все советские люди могли знать о «делах» писателя лишь то, что допускали Политбюро и КГБ. То было полнейшей дезинформацией.
А Андропов был тверд. На заседании Политбюро ЦК КПСС, состоявшемся 7 января 1974 года, все были единодушны в выборе мер в отношении А.И. Солженицына. Но наиболее настойчив – Ю.В. Андропов. Вот фрагменты из его выступления, выдержанного в ленинском духе (помните, когда по инициативе вождя выдворяли за рубеж русскую интеллигенцию).
«Брежнев : Надо учитывать то, что Солженицын даже не поехал за границу за получением Нобелевской премии.
Андропов: Когда ему предложили поехать за границу за получением Нобелевской премии, то он поставил вопрос о гарантиях возвращения его в Советский Союз. Я, товарищи, с 1965 года ставлю вопрос о Солженицыне. Сейчас он
Я считаю, что мы должны провести Солженицына через суд и применить к нему советские законы… Допустим, что у нас существует враждебное подполье и что КГБ проглядел это. Но Солженицын действует открыто, действует нахальным образом… Поэтому надо предпринять все меры, о которых я писал в ЦК, то есть выдворить его из страны…» Все члены Политбюро поддержали заданный Брежневым и Андроповым тон{147}.
Ленинский призыв о высылке интеллигенции за рубеж: «Очистим Россию надолго!» – все еще не был выполнен…
Юрий Владимирович любил порассуждать о демократии, как это он сделал в своем докладе, посвященном 106-й годовщине со дня рождения В.И. Ленина, 22 апреля 1976 года. Отдав должное диктатуре пролетариата, из которой выросло общенародное государство, подчеркнув, что «нет демократии вообще», а есть лишь «демократия либо буржуазная, либо социалистическая», докладчик пришел к важному выводу. Суть его такова, что «огромные успехи и в развитии социалистической демократии… давно поставили социализм намного впереди самых демократических буржуазных государств»{148}.
Думаю, что читатели могут сами оценить прозорливость и бесспорность этого вывода одного из наиболее ортодоксальных руководителей Советского Союза.
Я считаю, что из всех названных выше руководителей партии, возглавлявших ВКП(б) – КПСС, Ю.В. Андропова можно назвать одним из наиболее близких Ленину по духу вождей. Он обладал сильным мышлением, был неплохим знатоком литературы, на досуге даже писал стихи. Дух борьбы, постоянный поиск врагов, особая классовая одномерность, любовь к тайнам и секретам, личное бескорыстие, неординарные ходы делают Андропова наиболее «чистым» ленинцем. Приведу один неизвестный эпизод.
Андропов часто писал своим руководителям (пока сам не стал генсеком) конфиденциальные личные записки, часто весьма оригинального свойства. Вот одна из них, адресованная Л.И. Брежневу.
В ней он пишет, что американцы искусственно привлекают внимание всего мира к Ближнему Востоку, Садату, Асаду, Израилю и т. д. Мол, в Вашингтоне без конца интригуют мир и нас с вами какими-то готовящимися шагами и действиями, которые нужно расценить как попытку взять нас на измор и отвлечь от собственных дел. В этой ситуации, пишет Андропов, «Вы лично не можете поступать иначе, как, оставляя в стороне все срочные дела, до утра заниматься решением этих вопросов… Я лично расцениваю это как своего рода диверсию, рассчитанную на то, чтобы искусственным путем держать нас только вокруг арабо-израильского конфликта, создавая перенапряжение для всех и особенно для Вас лично.
Ведь при таком положении Вы вынуждены откладывать многие другие вопросы, не менее важные, чем ближневосточный, например, подготовка Вашего визита в Индию…»{149}.
Будущий генсек во всем видит происки врага, диверсии, подвохи. Чисто ленинское мышление. Возможно, Андропов знал, как Ленин писал Чичерину «архисекретно» о том, что публично нужно поддерживать Генуэзскую конференцию, а исподволь вести дело к ее срыву{150}. За дымовой завесой публичных благообразных действий вести свою большевистскую линию. Заокеанский противник, по мысли Андропова, так и действовал, расшатывая, между прочим, драгоценное здоровье генсека. Таких глубокомысленных записок много, часто они на 15–20 страницах. Председатель Комитета государственной безопасности явно наставлял, незаметно управлял поведением и намерениями бесхитростного Брежнева. Пятнадцать лет Ю.В. Андропов был руководителем КГБ и пятнадцать месяцев лидером КПСС.